→ Либеральные теории XIX века. Политические идеологии XIX-XX веков. Либерализм. Консерватизм. Социализм: Методические рекомендации по курсам "Политология", "Глобальные конфликты нового и новейшего времени", "Отечественная история" Либерализм первой половине

Либеральные теории XIX века. Политические идеологии XIX-XX веков. Либерализм. Консерватизм. Социализм: Методические рекомендации по курсам "Политология", "Глобальные конфликты нового и новейшего времени", "Отечественная история" Либерализм первой половине

Понятие «либерализм» появилось в начале 19 века. Первоначально либералами называли группу депутатов-националистов в кортесах - испанском парламенте. Затем это понятие вошло во все европейские языки, однако в несколько ином значении. Сущность либерализма остается неизменной на протяжении всей истории его существования. Либерализм - это утверждение ценности человеческой личности, ее прав и свобод. От идеологии Просвещения либерализм заимствовал идею естественных прав человека, поэтому в число неотчуждаемых прав личности либералы включали и включают право на жизнь, свободу, счастье и собственность, причем наибольшее внимание уделяется частной собственности и свободе, поскольку считается, что собственность обеспечивает свободу, которая в свою очередь есть предпосылка успеха в жизни отдельного человека, процветания общества и государства.

Свобода неотделима от ответственности и заканчивается там, где начинается свобода другого человека. «Правила игры» в обществе фиксируются в законах, принимаемых демократическим государством, в котором провозглашены политические свободы (совести, слова, собраний, объединений и т.п.). Первым историческим типом мировоззрения, содержащего обозначенный выше комплекс идей, был классический либерализм (конец 18 - 7080-е годы 19 века). Его можно рассматривать как непосредственное продолжение политической философии эпохи Просвещения. Недаром «отцом либерализма» называют Джона Локка, а создатели классического либерализма Иеремия Бентам и Адам Смит считаются крупнейшими представителями позднего

Просвещения в Англии. На протяжении 19 века либеральные идеи развивали Джон Стюарт Милль (Англия), Бенжамен Констан и Алексис де Токвиль (Франция), Вильгельм фон Гумбольдт и Лоренц Штейн (Германия). Классический либерализм включает ряд принципов и концепций. Его философской основой является номиналистический постулат о приоритете единичного перед общим. Соответственно центральным является принцип индивидуализма: интересы личности выше интересов общества и государства. Поэтому государство не может попирать права и свободы человека, а личность имеет право защищать их против посягательств со стороны других лиц, организаций, общества и государства. Если рассматривать принцип индивидуализма с точки зрения его соответствия действительному положению вещей, следует констатировать его ложность. Ни в одном государстве интересы отдельного человека не могут быть выше общественных и государственных. Обратная ситуация означала бы гибель государства. Любопытно, что впервые на это обратил внимание один из основоположников классического либерализма И. Бентам. Он писал, что «естественные, неотчуждаемые и священные права никогда не существовали», так как они несовместимы с государством; «…граждане, требуя их, просили бы только анархии…». Тем не менее, принцип индивидуализма сыграл в высшей степени прогрессивную роль в развитии западной цивилизации. И в наше время он по-прежнему дает личности законное право отстаивать свои интересы перед лицом государства. Принцип утилитаризма представляет собой дальнейшее развитие и конкретизацию принципа индивидуализма. Сформулировавший его И. Бентам полагал, что общество - это фиктивное тело, состоящее из отдельных личностей. Общее благо - также фикция. Действительный интерес общества не что иное как сумма интересов составляющих его индивидов. Поэтому любые действия политиков и любые институты должны оцениваться исключительно с точки зрения того, в какой мере они способствуют уменьшению страданий и увеличению счастья отдельных людей. Конструирование модели идеального общества, по мнению И. Бентама, не нужное и опасное с точки зрения возможных последствий занятие. Тем не менее, основываясь на принципах индивидуализма и утилитаризма, классический либерализм предложил в качестве оптимальной вполне конкретную модель общества и государства. Сердцевину этой модели составляет разработанная А. Смитом концепция общественной саморегуляции. По мнению А. Смита, в условиях рыночной экономики, основанной на частной собственности и конкуренции, отдельные индивиды преследуют свои эгоистические интересы, а в результате их столкновения и взаимодействия образуется общественная гармония, предполагающая эффективное экономическое развитие страны. Государству не следует вмешиваться в социально-экономические отношения: оно способно скорее нарушить гармонию, чем содействовать ее установлению. Концепции общественной саморегуляции в сфере политики соответствует концепция правового государства. Целью такого государства является формальное равенство возможностей граждан, средством - принятие соответствующих законов и обеспечение их неукоснительного выполнения всеми, в том числе, государственными чиновниками. При этом материальное благосостояние каждого отдельного человека считается его личным делом, а не сферой заботы государства.

Смягчение крайностей нищеты предполагается за счет частной благотворительности. Сущность правового государства кратко выражается формулой: «закон превыше всего». Классический либерализм выступал за отделение церкви от государства. Религию сторонники этой идеологии считали личным делом отдельного человека. Можно сказать, что любой либерализм, в том числе и классический, в целом безразличен к религии, которая не рассматривается ни как положительная, ни как отрицательная ценность. Программы либеральных партий обычно включали следующие требования: разделение властей; утверждение принципа парламентаризма, то есть переход к таким формам организации государства, при которых правительство формируется парламентом; провозглашение и реализация демократических прав и свобод; отделение церкви от государства.

С конца 18 века и по первые два десятилетия 20 века инициатива социального реформаторства в странах западной цивилизации принадлежала либералам. Однако уже в конце 19-начале 20 века начался кризис либерализма. Теория общественной саморегуляции никогда в полной мере не соответствовала действительности. Первый кризис перепроизводства произошел в Англии в 1825 году, то есть сразу же после завершения промышленного переворота. С тех пор кризисы этого типа периодически происходили во всех развитых капиталистических странах и стали неотъемлемой частью индустриального общества. Социальной гармонии также не наблюдалось. Отказ от концепции общественной саморегуляции неизбежно привел к пересмотру представлений о роли государства в обществе. Концепция правового государства трансформировалась в концепцию социального государства, предполагающую, что государство не только подчиняется существующими законам и создает формально равные возможности для всех граждан, но и берет на себя социальные обязательства: обеспечение достойного уровня жизни населения и его неуклонного роста. Появление социального либерализма не означало преодоление кризиса либеральной идеологии и либеральных партий. Либерализм лишь приспособился к новым условиям. Популярность либеральных партий в Европе на протяжении 20 века неизменно падала, и после второй мировой войны инициатива социального реформаторства перешла к социалдемократам не только идейно, но и фактически: социал-демократическую программу совершенствования буржуазного общества стали осуществлять социал-демократические или коалиционные правительства. В США либералы не утратили своих позиций. Там соответствующая программа проводилась демократической (либеральной) партией. В 70-е годы 20 века модель общества, предполагающая государственное регулирование рыночной экономики, основанной на частной собственности, оказалась в состоянии кризиса. Поскольку разработка основных принципов этой модели и ее реализация были связаны с деятельностью социал-демократов и либералов, идеология социал-демократии и либерализм оказались ответственны за снижение темпов экономического роста, инфляцию и безработицу, а инициатива социального реформаторства перешла к неоконсерваторам, сумевшим предложить новую общественную модель. В результате либеральная идеология снова изменилась, на этот раз под воздействием неоконсерватизма. Появился современный либерализм (с конца 70-х годов 20 века и до наших дней), представленный социальным либерализмом, воспринявшим ряд неоконсервативных идей, и неолиберализмом, который можно определить как воскрешение основных принципов классического либерализма в условиях конца 20 века. Идейную основу современного либерализма составляет разработанная основоположниками классического либерализма и взятая на вооружение неоконсерваторами концепция общественной саморегуляции. Ведущим направлением либерализма в настоящее время является современный социальный либерализм, наиболее известным представителем которого является германский социолог и политолог Р. Дарендорф. Сходные идеи развивают в своих работах немецкие либералы Ф. Шиллер и Ф. Науман. Эта идейно-политическая конструкция занимает в общем и целом среднее положение между социал-демократией и неоконсерватизмом. Сохраняется приверженность таким важнейшим постулатам социального либерализма как государственное регулирование экономики и государственные программы социальной помощи наиболее малоимущим слоям населения. Более того, многие представители этого течения современной либеральной мысли полагают, что только государственное вмешательство в экономическую и социальную сферы может сгладить социально-классовые и этнические конфликты и защитить общество конца 20 - начала 21 века от революционных потрясений.

Лекция 8.

Теория прямой и косвенной демократии Бенджамина Констана.

Даты жизни: 1786-1830 гг. Французский аристократ. 1789-1794 гг. – Великая французская революция. Во Франции была разрушена монархия. В 1814 году Бурбоны вернулись на престол в режиме конституционной монархии. К в своей работе 1814 года «Политические принципы применимые ко всем формам правления». В 1830 году – вторая революция, в результате Бурбоны были окончательно свергнуты, на престол взошла Орлеанская династия.

1819 год – «О свободе древних сравнительно со свободой современных народов». Прямая демократия – непосредственное участие народа в государственном управлении. Косвенная(представительская) – участие народа в гос управлении через выборных представителей. Прямая демократия – это политическая свобода, косвенная – гражданская свобода. Суть политической свободы – право народа участвовать в управлении государством; это право тождественно обязанности. У античного человека нет возможности выбирать. В древней демократии не различается частная и публичная жизнь. Общество и гос-во контролируют частную жизнь индивида, отсутствует свобода совести, свободы внутренней духовной жизни, соответственно все другие свободы бессмысленны. Гражданская свобода – это право не тождественно обязанности. Появляется понятие автономной частной жизни и на этой автономии базируются все права человека. В 1789 на основании главы из книги Монтескье была принята декларация об основных правах и свободах человека. Констан отверг главный методологический порок революционеров вытекающий из концепции Руссо. У Руссо концепция народного суверенитета фактически подавила концепцию индивидуальных прав и свобод. Понятие народного суверенитета стала несовместима с автономией. Руссо не сумел разграничить свободу целого и свободу индивида. Констан выделил права человека как основную ценность(свобода выбора профессии, свобода передвижения, свобода приобретения и потери собственности, свобода слова, собраний, петиций и т.д.). Механизм перехода древней демократии в современную – экономические причины. Констан в след за Гроцием понимает, что торговать стало выгоднее, чем воевать. «Военный порыв сменяется торговым расчётом». Меняется характер собственности, характер взаимоотношений гражданина и государства. Собственность древних была неразрывно связана с материальными носителями, то есть это было «видимое богатство». Индивид не мог гарантировать безопасность этой собственности без помощи государства. Такая материальная собственность уязвима. Поэтому индивид зависим от государства. Современная собственность – помимо видимого появляется невидимое богатство(«фиктивный капитал» - ценные бумаги, электронные счета). Без ведома индивида эту собственность никто изъять не может(в Европе). Вектор взаимоотношений меняется – теперь государство зависит от индивида. Это экономический базис демократии – это экономический базис для контроля гражданами государствами.



Констан. Разделение властей.

Дж Локк создал концепцию разделения властей – законодательная, исполнительная и федеративная власть. Суть концепции – система сдержек и противовесов. Классическая триада была создана Монтескье. Констан даёт архаическую теорию – ранний либерализм – этот либерализм связан с конституционной монархией. 5 ветвей власти: королевская, правительство, две палаты парламента: палата пэров и палата депутатов, суд.

Королевская власть – это не средневековая королевская власть. Понятие короля соответствует понятию президента. Король лишён сакрального статуса, король – это гражданин, наделённый высшей гос властью. Король не принимает участия в гос управлении, король – арбитр в возможных конфликтах различных ветвей власти. Король – тот, кто исправляет ошибки различных ветвей власти. В отношении правительства – король назначает и отправляет в отставку правительство. У К правительство ответственно перед королём. Король имеет полномочие только отправить министра в отставку, а если министр совершил незаконные действия – он подпадает под юрисдикцию суда. Король-Парламент: право вето на законопроекты. В отношении суд органов – право помилования

Правительство - разделение конституционных и административных норм деятельности. То есть Констан предлагает дать правительству достаточно высокую степень свободы и определить его ответственность по конечным результатам деятельности. Нельзя правительство судить во время промежуточных результатов их деятельности.

Парламент. Палата пэров. Невыборная палата наследственной аристократии. Она выполняет стабилизирующую функцию. Пэры занимают промежуточное положение между королём и народом. Пэры обеспечивают площадку для неформальных контактов элиты. Констан имеет в виду салоны. Констан исходит из того, что гос управление не может осуществляться лишь методом формализованных процедур. Необходимо проведение предварительных переговоров. Функция фильтра – Франция начала 19 века это дикий капитализм – состояние промышленного переворота. Новых французов(парвеню) не пустили в политику.

Палата депутатов. Выборы лучших, которые и должны осуществлять выдвижение элиты на высшие государственные посты. Черты архаики: имущественный ценз(10-15% от всего населения). 1 человек – 1 голос. Избирательные права можно давать только собственнику. Завуалированное разрешение подкупа избирателей: если избирается – можно помочь округу.

Судебная власть. Констан выступает против правового нигилизма якобинцев(революционные трибуналы: нет состязательности, нет адвокатов, нет апелляционных судов). Соответственно, Констан выводит базовые принципы правосудия: независимости суда, аполитичности судов, восстановление принципов состязательности, апелляционных судов и т.д. Система исполнения наказаний – К даёт хорошо проработанную программу гуманизацию этой системы. К говорит об индивидуализации наказаний, выступает за гуманизацию тюремного заключения: требует соблюдения принципа соответствия принципа наказания и преступления, он требует наказания с целью предотвращения дальнейшего вреда обществу, но и не усугубления страданий преступника. Констан выступает против позорящих наказаний, кандалов в постоянных местах лишения свободы, за гражданский контроль мест лишения свободы.

Классический либерализм Алексиса де ТоквИля.

1806-1859 гг. Аристократ. Получил юридическое образование в Сорбонне. В 1827 – пост чиновника судебного департамента при дворе Бурбонов в Версале. В 1830 году на 8 месяцев уезжает в США. Вернувшись пишет книгу о тюремной системе США применительно к Франции. В 1835-1839 годах – работа о «Демократии в США».

В 1856 году – «Старый порядок и революция».

Токвиль доказывает закономерность перехода от аристократии к демократии. Причины перехода: экономика. Экономическая основа – переход от аграрного общества к индустриальному. Аграрное общество в своей сути статичная экономика. Это натуральное хоз-во привязанное к природным циклам. Индустриальная экономика – динамичная экономика. Главный критерий оценки индустриальной экономики – это наличие/отсутствие экономического роста. Экономический рост сам по себе не происходит. Эк рост происходит если есть новые технологии. Новые технологии – результат творчества. Поэтому развитие любого общества зависит от того КПД с которым используют эти немногочисленных талантов. Проблема «случайности таланта». Талант – во многом предопределён генетически. Задача общества в том, чтобы политические, эк, соц структуры подстраивать под данный процесс. Демократия наиболее пригодна для этого, КПД выше. Аристократия – это сословное общество. В сословных обществах статус индивида, его профессия и материальное вознаграждение определяется его сословным происхождением и поэтому КПД становится очень низким. Демократии – индивидуалистические гражданские общества. Соответственно статус, профессия, материальное вознаграждение определяются индивидуальными способностями и трудозатратами индивида. Иерархия сословий – иерархия индивидов. Смысл свободы как основного понятия либерализма в том, чтобы дать человеку шанс для раскрытия способностей. Если у человека раскрывать нечего – тогда ему свобода не нужна. Лучшим – лучшее, худшим – худшее. При этом возникает базовый недостаток демократии – стремление демократии превратиться в анархию. 2 тенденции развития европейской государственности:

Демократизация, как дестабилизирующая тенденция;

Бюрократизация, как стабилизирующая тенденция.

С одной стороны власть должна перейти от аристократов к демократам, с другой – к бюрократам. Бюрократия возникла во Франции в период «старого порядка» 17-18 вв. Связано с усложнением гос управления. Бюрократы отличаются от демократов, тем же чем профессионалы от непрофессионалов. Профессионал отличается от любителя 2 признаками:

Профессионал получает специальное формализованное образование

Профессионал за свою работу получает мат вознаграждение

Плюсы: бюрократы более эффективные управленцы. Минусы: бюрократия – это формализованная система, то есть механизм. В Европе при возникновении бюрократии был заложен принцип аполитичности. Главный урок якобинского террора заключается в том, что эту бюрократическую машину использовали не во благо, а во вред, не для управления, а для репрессий против политических противников. В результате якобинского террора – погибли около несколько десятков тысяч человек. Якобинцы – определили убийство благим делом, для общественного блага. Таким образом, Токвиль увидел прообраз тоталитаризма 20 века. Ставит главную задачу – установление контроля за бюрократией.

Проблема политических партий. Политические партии впервые предстают в современном варианте. Архаический вариант – Платон, Аристотель(плебеи-патриции, то есть патрон-клиент). Политическая партия – полит активная часть социальной группы, кот ставит своей задачей получение доступа к гос управлению с этой целью принимает участие в выборах парламента. Политич партии выдвигают кандидатов, те становятся законодателями, принимают законы, на основании законов создаются подзаконные акты, ведомственные инструкции, являющиеся обязательными для бюрократии. Обеспечивается контроль за бюрократией.

Токвиль о демократии в Америке. США опередили Европу – всеобщее избирательное право для мужчин в Великобритании частично введено в 1885 году. Разрыв – более полвека. Причина – уникальность условий. Американское общество – общество эмигрантов. Переселенцы оказывались в ситуации свободы и равенства. Свободу обеспечивал континент. Равенство – условия переезда(от хорошей жизни люди туда не переезжали). Первая болячка – в Северной Америке было невозможно создать феодализм как режим личной зависимости одного человека от другого. Вторая – не было возможно возникновение социализма, так как невозможно было создать пролетариат. Неограниченные возможности для получения собственности любым человеком. Первичной ячейкой демократии была община первопоселенцев. В ней они усвоили 2 урока демократии: урок выбора (умение выбирать компетентных лидеров и блокировать выборы демагогов) и урок корреляции прав и обязанностей(если есть права есть и обязанности; то есть если есть право выбирать руководителя, то есть обязанность подчиняться данному руководителю). Т.о. демократия изначально была отделена от анархии. Парламентская демократия изначально формировалась в рамках правового государства. Свобода возможно только в рамках закона. В 17-18 вв. население Северной Америки увеличивается. Постепенно растёт плотность населения, общины объединяются в графства, графства – в штаты, штаты – в конфедерацию. Государство возникает снизу.

Демократия – это сетевая управленческая структура, сетка. Состоит из автономных независимых взаимодействующих центров власти.

Аристократия – пирамидальная управленческая система с одним центром власти и существует подчинённая периферия.

«-» демократии: замедленный хар-р принятия решений, слабая способность централизации ресурсов.

«+» демократии: высокое качество управленческих решений, система сдержек и противовесов.

Аристократия – оперативность принятия решений и централизация ресурсов, но при этом высокий риск ошибочных решений, нет страхующих механизмов.

3 базовых недостатка демократии:

Демократия в отличие от аристократии слабее в военном отношении; В период военного столкновения все демократические процедуры должны быть отключены.

Выше уровень коррупции; В аристократии управляющие богаче управляемых, в демократии - наоборот. Коррупция неуничтожима. Задача – свести её до минимума, не позволяя ей разрушать государственный механизм. Главный механизм борьбы – контроль гражданского общества над бюрократией.

В демократии в отличие от аристократии выше уровень нон-конформизма(неодинаковости). Стандартность мышления и поведения. В аристократии формируется внешний регламент поведения человека, регламентируется внешний вид сословий, место жительства, профессия и т.д. При этом внутренняя духовная жизнь регламентации не подлежит. В демократии утверждаются права человека как абсолютная ценность и поэтому внешние регламенты исчезают(см. Констана). Формируется внутренний саморегламент(самоконтроль) в процессе социализации индивида, который эффективнее внешнего. Формируется общество винтиков. Американцы охотно занимались бизнесом, но не занимались наукой и искусством. Токвиль предложил своеобразное разделение труда. США – могущественный Рим, Европа – просвещённая Греция: материальные и духовные богатства.

Неолиберализм Джона Стюарта Милля. 1809-1873 гг.

Англичанин. Жил в Лондоне. 1848 год – «Принципы политэкономии», «О представительском правлении».

Констан и Токвиль дали классический либерализм, отличающийся абсолютизацией свободы. На практике эта абсолютная свобода конкуренции дала абсолютную свободу эксплуатации. На практике это превратилось в дикий капитализм. Сверхэксплуатация рабочих, экстраполяция общества. Эпоха буржуазных революций угрожала перерасти в эпоху пролетарских революций.

1848 год – манифест коммунистической партии. Декларации полит свободы и равенства превращались в фикции при таком уровне коном неравенства. Либералы поняли критику. Классический либерализм ограничивался пониманием правового государства Канта. Государство должно принять необходимые законы, государство должно обеспечить равенство всех граждан перед законом. Далее – индивиды должны сами обеспечивать свои интересы. Неолиберализм не отрицает данную концепцию, но добавляет концепцию социального государства. Социальное государство должно обеспечивать регулирование соц и эконом процессов, должно обеспечить каждому индивиду минимум средств к существованию. Нужно разделить в экономике государственный и рыночный секторы. В рыночной экономике должны остаться предприятия, которые производят товары и услуги, непосредственно удовлетворяющие человеческие потребности. В гос сектор надо вывести предприятия и учреждения, которые производят товары и услуги непосредственно не удовлетворяющие человеческие потребности, но обеспечивающие социальное воспроизводство общество в целом(образование, здравоохранение, наука и культура).

Для предотвращения пролетарских революций нужно превратить пролетариат в средний класс. Милль предлагает акционирование предприятий. В результате акции распространяются среди пролетариев и они, таким образом, прекращают быть пролетариями. Они останутся наёмными работниками, так как будут продолжать получать плату за свой труд, но помимо этого будут получать дивиденды, то есть часть прибыли предприятия. Проблема классовых конфликтов исчезнут. Забастовки исчерпают себя. Бессмысленны революции.

Политическая теория Милля. Теория представительского правления. В отличие от Токвилля, Милль не считает конформизм признаком демократии. Для Милля смысл демократии в том, чтобы приводить к власти посредством выборов лучших, «людей с принципами». «Люди с принципами» руководят «людьми с интересами», то есть массами. Главная несущая конструкция представительского правления – классическая триада, но Милль ориентируется в первую очередь на технологии формирования и функционирования этих ветвей власти. Главной проблемой является проблема парламента. Задача парламента сформулирована в самом термине. Фр «парле» - говорить. Парламент – говорильня. Задача депутатов заключается в том, чтобы во время дебатов озвучивать интересы своих избирателей и таким образом воплощать их в тексты принимаемых законов. Это и есть суть представительской демократии. Но задача демократии заключается в том, чтобы депутаты проговаривали интересы избирателей, но не свои личные. Факт лоббирования, подкупа становится очевидным лишь на следующей стадии, то есть на стадии правоприменения.

2 условия функционирования представительской демократии:

Всеобщее избирательное право. Милль предлагал все имущественные цензы убрать и дать право голоса рабочим. «Или рабочих отправить на избирательные участки, или они отправятся на баррикады».

Различие принципов выбора депутатов и назначения чиновников. Депутатов следует выбирать на основании их моральных качеств(общественные интересы выше личных), чиновников – профессиональных качеств. Депутат избирается в достаточно зрелом возрасте(40-50 лет). У публичных политиков отсутствует тайна частной жизни.

После избрания депутатов неизбежны недостатки парламента. 2 вида недостатков:

Положительные. Связаны с относительной проф некомпетентностью депутатов. Парламент может решить своими силами и техническими способами: 1)надо разделить стадии подготовки законопроектов и принятия законов, законопроекты нужно готовить в профильных комитетов, в профильные комитеты депутаты должны отбираться на основании проф качеств. 2) надо предусмотреть индивидуальных помощников для депутатов(каждый решает сам кто ему нужен). 3) консалтинговые фирмы.

Отрицательные. Это паралич законодательной работы парламента из-за внутренних политических конфликтов. Должна вмешаться исполнительная власть в режиме сдержек и противовесов, то есть такой парламент нужно распустить и назначить перевыборы.

Концепция исполнительной власти Милля – это концепция Вестминстерской демократии. Главная проблема у Милля – проблема стабилизации гос управления. Предлагает модель – нужно разделить полит руководство и бюрократию. Полит рук-во – Премьер-министр и министры. Они приходят и уходят в зависимости от результатов выборов. Это динамический элемент в системе исполнительной власти, механизм гражданского контроля. Итоги парламентских выборов не влияют бюрократию(гражданскую службу). Бюрократия – стабилизирующий элемент, от политической коньюктуры не зависит. Стаж, образование, квалификация – 3 критерия. На период перевыборов технический персонал на своих местах остаётся.

Судебная власть по типу идентична исполнительной. Комплектуются на основании проф квалификации. Судебная власть подлежит гражданскому контролю. Институт присяжных заседателей существует для этого. Граждане избранные в присяжные заседатели не имеют юр квалификации и выносят решение на основе жизненного опыта и здравого смысла. Таким образом, судья вынося юр решение, обеспечивая соблюдение буквы закона, присяжные – корректируют решение на основании духа закона.

Постклассический либерализм конца 19 – начала 20 веков.

Моисей Яковлевич Острогорский. 1854-1919 гг. Родился в Питере, закончил юр факультет Петербургского универа. Свободную Школу Политических Наук в Париже. В 1895 году в Париже на фр языке выходит работа «Демократия и политические партии». ПК либерализм это западная Европа и северная Америка. Государства развитые, создавшие систему индустриальных средств транспорта и связи. Индивид приобрёл такой уровень мобильности и вышел из-под контроля традиционных корпораций. Ощутимые сдвиги произошли в смежных науках. Возникает общая теория систем. В ней формулируется главная закономерность – степень устойчивости системы возрастает прямо пропорционально её способности к централизации и консолидации ресурсов. В классических либер теориях достаточным считалось освободить индивидов, создать броуновское движение и ждать результата. В ПК теориях считается необходимым создать централизованные структуры. Такую задачу и должны решать политические партии. Успехи в социальной психологии: доказали, что индивидуальное и коллективное поведение различаются, различное поведение. В массе на человека действует эффект подражания, индивид теряет способность к рациональной оценке окружающей действительности. Данный эффект распространяется и на политическое движение. Девиантное голосование.

У Монтескье 3 формы правления различаются по духу законов. Демократия – добродетель, монархия – честь, деспотия – страх. Острогорский: добродетель – не постоянно действующий принцип, а идеал демократии, граждане участвуют в управлении государством, предпочитая личные интересы общественным. В современных государствах гос управление осложнено так, что рядовые гр-не технически не могут участвовать в гос управлении, даже более того в политических процессах. Политическая элита в связи с этим получает относительную степень автономии, они не зависят от масс непосредственно. Взаимосвязь обеспечивается так: избиратель должен доверять компетентности и добродетельности руководства. Критерием этого доверия является явка на выборы. У граждан сохраняется возможность внесистемных действий или «спазматических приступов гражданской добродетели», то есть если элита плохо управляет гос-вом и ситуация в гос-ве плачевна, тогда гр-не могут «зайти к чиновникам в гости» - закон ожидаемых реакций. Концепция страха – у Монтескье страх это принцип управления деспотии, у Острогорского страх присущ всем формам правления. Страх подчинённого перед рук-вом. Деспотия предполагает страх перед физическим насилием. Демократия предполагает страх перед психическим насилием(изоляция, общественное мнение).

Концепция политических партий Острогорского. У либералов классиков – полит партии это инструменты воздействия гражданского общества на государство. Средство воздействия государства на гражданское общество – по Острогорскому. Политические партии – те силы, которые организуют выборы и концентрируют политическую энергию масс. В полит партии принципиально важной становится роль лидера(то есть раз индивид иррационален, то управлять нужно воздействуя на эмоции). Политические программы становятся бесполезными и требуют серьёзной коррекции(яркий лозунг, эмблема). Эти политические программы теряют классовый идеологический характер. Капитализм возник как классовое общество. Это раннее индустриальное общество предполагало стабильность классовой идентификации. В конце 19 века сформировались «текучие клиентеллы». Жизнь быстрее – смена статуса до нескольких раз за жизнь, смена политической позиции. Поэтому политич программы теряют свой классовый идеологический характер, появляются программы омнибусы – на все группы избирателей рассчитаны. Эта эклектичность(центризм) ведёт к тому. что все программы становятся одинаковыми. В виду этого данные программы невозможно выполнить, так как они решают программы лишь предвыборные – позвать народ голосовать. Таким образом, политич партии должны действовать на крайне пёструю и иррациональную толпу. Партии стали формироваться в 17 веке(тори и виги в Великобритании). Они не носили общественный характер. В конце 19 века на американском примере появляются «боссы»(с голландского - хозяин), появляется своя партийная бюрократия – постоянно действующий аппарат. Сложности: с одной стороны формальный аппарат, с другой caucus (совет старейшин у североамериканских индейцев) – теневые совещания партийных лидеров. Careton club – встречались лидеры тори в 1831 году, 1836 – Reborm club виги. Именно там принимались самые важные решения. «Роль биржи труда» для кандидатов в депутаты. Кандидаты распределялись по избирательным округам. На этих сборищах также решался вопрос о финансировании, так как средства теперь нужны большие, устойчивые источники финансирования. Членские взносы – становится символичными. Главные средства от спонсоров, для лоббирования их интересов. Прорабатываются вопросы дальнейшей законотворческой деятельности. Появляются Whip(кнут, охотник с кнутом) – теневой лидер парламентской фракции. Он обеспечивает явку депутатов в палату общин, голосование. Идёт усложнение гос управления, следовательно усложнение законодательства. Депутат, которого загнали на голосование не успевал разобраться в законе, голосовал как говорил вип. Не голосовал так – не получал финансирования. В отношении избирателей – появляются избирательные технологии(«ярмарочные приёмы» - яркие краски, громкие звуки). Принцип воздействия на подсознание – частое повторение. Представление о лучшем кандидате нужно загнать в подсознание рядового избирателя: личные встречи, печатная продукция, партийные листовки, шоу-бизнес(ангажирование артистов).

ПК либерализм. Теория плебисцитарной демократии Макса Вебера.

Макс Вебер. 1864-1920 гг. Закончил юр фак в Германии Гейдельбергского университета. Работы: 1905 – «Протестантская этика и дух капитализма», 1918 г – «Политика как призвание и профессия».

Принадлежит к неоконтианству, социологическая юриспруденция.

У нормативистов государство – это система органов власти, которые создают правовые нормы. В социологической юриспруденции государство это население проживающее на определённой территории. Поэтому такое гос-во методом одной юриспруденции изучать нельзя. Государство – это социальная организация, которая обладает монополией на легитимное насилие, то есть предполагается что лишь гос-во для исполнения своих функций может применять насилие. Главная хар-ка гос-ва – это хар-р легитимации насилия. Речь о легитимном насилии. Насилие при этом легитимным не становится. То есть гр-не должны осознать правомерность гос насилия и гос-во эффективно если данное насилие воспринимается как законное. Эта задача решается теми, кто создаёт гос-во.

Христианский этатизм Ивана Александровича Ильина.

1883-1954 гг. Родился в дворянской семье в Москве. Закончил юридический факультет Московского университета. Занял должность приват-доцента на кафедре Государства и права. 1918 г. – докторская диссертация «Философия Гегеля как учение о конкретности бога и человека». 6 раз арестовывали. В 1922 году отправлен в Германию. Радикально антибольшевистская позиция. 1925 г. «Кризис безбожия» и «Сопротивление злу силой». Ильин доказывал, что никаких национальных истоков у большевизма нет, это эпидемия. В 1938 году мигрировал в Швейцарию. 1952 г. «О монархии и республике».

Этатизм строился на гегельянской философии. Рассматривает государство в 2 стадиях своего развития. 1 стадия – люди объединяются ради безопасности. Такое государство Ильин определяет как организованный волевой союз местного характера. На 2-й стадии – подключаются духовные факторы, которые объединяют людей, создавая «родину объединённую и оформленную публичным правом». Родина это органическое единство соотечественников. 3 фактора объединяющих людей в такое государство:

1) Солидарность. Общие цели.

2) Коррелятивность. Соотнесённость по внешним расово-антропологическим признакам. Это изначальное стремление жить среди похожих людей.

3) Мутуальность. Стремление к взаимопомощи.

Если они действуют – образуется гос-во как органичная целостность, которое объединяется определённым ландшафтом, определённым народом, экономическая, политическая системы, духовная культура. Для Ильина невозможна пересадка одного элемента национал системы в другую национальную систему. Различает человека и гражданина. Человек – биологическое существо, гражданин – его политико-правовая проекция. Национальная принадлежность относится к базовому биологическому уровню. Сменить её нельзя. Сменить можно гражданство. Показатель здоровья национального гос-ва – наличие патриотизма. Патриотизм – придание духовного смысла естественным связям человека и места его обитания. У человека как у биологического существа есть место его обитания. Но только человек может придать этому духовный смысл. Соответственно это духовное качество индивида иррационально. Патриотизм на уровне подсознания обеспечивает подчинение личных интересов общественным. В максимуме это самопожертвование.

Ильин различает 3 формы государства. Крайние – либерализм и тоталитарная демократия. Отрицает. Умеренный авторитаризм (либеральная воспитывающая диктатура) – лучшая форма. Отрицает тоталитаризм за подавление индивидуальной инициативы, рыночной экономики, нарушение прав частной собственности и государственный атеизм. Либеральная демократия: главный порок – выборы, так как механически уравниваются права индивидов. Каждый индивид конкретен и уникален. Голосование на выборах – попытка решить количественными методами качественные проблемы. Главная качественная проблема на выборах – определение общественного блага. Нельзя решать механическими способами.

Ильин предлагает следующее. В его органическом государстве различаются две ипостаси: государство как учреждение и государство как корпорация. Как учреждение – элитарное государство Ильина организованное сверху вниз. Элита принимает решения нацеленные на общее благо. Как корпорация – объединение граждан организованное снизу вверх. Это государство можно назвать диктатурой, так как власть не выборная.

Политико-правовые концепции тоталитаризма 20 века.

Теория открытых и закрытых обществ Карла Поппера. 1902-1995 гг. Австрийский немец. В 1937 году получил приглашение преподавать в Новозеландском университете, которое принял. В 1945 году – переехал в Европу. Работы: 1945 г. Лондон «Открытое общество и его враги».

Тоталитаризм возник в Германии, Италии, то есть в высококультурных странах. Открытое общество – демократия, закрытое – тоталитаризм. Закрытое общество – общество, в котором индивидуальное поведение подвергается внешней регламентации. В открытом обществе правила рациональны, всем понятны, публичны. В закрытых обществах они иррациональны. Закрытое общество имеет плюсы и минусы. Первобытное племя – локальный коллектив, небольшой по численности, находящийся во враждебном окружении, экстремальные условия. Тоталитарное государство – режим осаждённой крепости. В этой ситуации возникают: Личностные отношения. На основании этого возникают солидаристские этики. Основная формула: Один за всех и все за одного. Если кругом враги – нужно помогать своим. Это является плюсом. Внешний регламент блокирует индивидуальное творчество, замедляется развитие.

Открытые общества впервые возникли в Древней Греции в 1 в. до н.э. Индивид частично выходит из-под власти традиций, коллектива. Возникает великолепная культура, повышается уровень жизни, растёт население. Социальные связи уже нельзя основывать на факторе личных знакомств. Поэтому социальные связи формализуются. Человека оценивают не как личность, а как носителя социальной роли. Любая демократия – свобода. Свобода конкуренции. Возникает проблема ответственности. Свобода выбора влечёт ответственность за результаты этого выбора. Проблема в стохастичности – вероятностность процессов. Предсказать действия и результаты невозможно. Возникает дискомфорт. Чем выше уровень развития цивилизации, тем выше уровень сложности процессов, связей, выше уровень стохастичности, непредсказуемости и как результат выше уровень дискомфорта. Это рождает естественное стремление отказаться от свободы выбора, отказаться таким образом от ответственности.

Враги открытого общества – 3 философа, которые создали альтернативные тоталитарные проекты: Платон, Гегель и Маркс. Платон – эпоха становления полисной демократии. Гегель – наполеоновские войны, царство абсолютного духа. Маркс – концепция коммунизм. Эти 3 автора свой внешний бардак, хаос компенсировали созданием теорий идеальных обществ.

Почему нельзя создать идеальное государство. Различие. Историзм – научный методологический принцип. Принцип историзма предполагает поиск закономерностей этого развития. Но эти закономерности являются субъективными и условными. Историцизм – на основании данного принципа создаются идеологические концепции. Он заменяет субъективные условные закономерностями объективными абсолютными законами. Возникает философская основа тоталитаризма. Нет свободы выбора. Если лидер какого-то государства утверждает что знает законы такого развития – ему нужно передать абсолютную власть. Где ошибка? На следующем уровне нужно сравнивать социальную и утопическую инженерию. Принцип историзма – основа социальной инженерии. Историцизм – утопическая. Социальная инженерия – механизм управления свободным обществом, тактика малых дел. В её рамка ставятся локальные цели, достижение которых возможно в относительно короткие промежутки времени и с небольшими усилиями. Предполагается стохастичность окружающей среды. При изменении обстоятельств – предполагается коррекция цели.

Утопическая инженерия предполагает грандиозную цель построения идеального общества. Она требует подвигов. В силу идеальности цель коррекции не подлежит. Таким образом, фактор стохастичности игнорируется. Потому возникает ситуация постановки заведомо недостижимых целей, неуправляемого развития. Главная проблема – неуправляемость.

В рамках социальной инженерии – даётся частичная, но реальная управляемость. В рамках утопической – тотальная неуправляемость.

Основа открытого общества – этика. Основа закрытого – эстетика. Все тоталитарные государства строились через революции, связанные с тотальным отрицанием прежних моральных систем. Поппер – никаких этических основ у тоталитарных государств нет. Основа любой этической системы по Попперу это принцип асимметрии удовольствий и страданий. В любой этике требуется выбор уменьшение страданий, но не в коем случае, но не увеличении удовольствий Счастье «человечества не стоит слезинки одного ребёнка». Все этические системы строятся на самопожертвовании, подвиге ради будущих благ.

Авторы тоталитарных проектов имеют моральное право жертвовать удовольствием своим, но не своих соотечественников. Если морали нет, то тоталитарное государство может управляться только насилием. Тоталитарное государство это внутренняя неустойчивость с внешней силой «колосс на глиняных ногах».

1900-1983 гг. Родился во Франкфурте. Эмигрировал в США. 1941 г. – «Бегство от свободы». Принадлежит к франкфуртской школе социальной психологии. Парадокс культа личности. Тоталитаризм при внешнем объективном взгляде представляет несимпатичное явление: слабая экономика, милитаризация, всесилие спецслужб, низкий уровень жизни, неэффективное руководство.

Методология Фромма: неофрейдизм. Фрейд понимает человеческое сознание как систему состоящую из 3 уровней. Срединный уровень: Я. Низший – оно, Высший – сверх Я. Развитие цивилизации это развитие сверх Я. Развитие культуры – увеличение и усложнение нормативных запретов(ограничение инстинктов). Итог – появления стрессов, напряжения. Метод психоанализа – устранение стрессов, неврозов. Не устранить неврозы – итог психозы. Фромм использовал теорию Фрейда, чтобы изучать психологию масс. Выделяет 2 больших цикла, состоящих из 2 фаз(материнской и отцовской).

1) материнская фаза – первобытный строй. Человек не понимает своё отличие от природы. Все проблемы носят физический характер. Интеллектуальное развитие замедлено.

2) отцовская – античность. Индивид выходит из-под контроля общества, традиций, отправляется исследовать окружающий мир. Цена развития – психологическая усталость. Античная цивилизация разваливается.

1) Европейское средневековье. Мать – католическая церковь с институтами покаяния и отпущения грехов.

2) Новое время. Европейский капитализм. Человек вторично выходит из-под контроля коллектива. Переход от аграрных к индустриальным технологиям.

Развитие по спирали. Появляются 2 стрессогенных фактора: индустриализация (в аграрной – деят-ть соответствует биоритмам, в индустриальной – не соответствует), урбанизация (в деревне – человек живёт среди небольшого коллектива личных знакомых ему людей, в городе – толпа одиноких(Рисмен). В городе все люди враждебны). Психологический дискомфорт коррелирует с экономическим дискомфортом.

Бегство от свободы – механизм формирования тоталитарного общества. Фромм различает позитивную (свобода для. Свобода для которой человек адаптирован) и негативную (свобода от. Свобода к которой не адаптирован человек) свободы. В Германии в 20-30 годы наложились эти 2 фактора + версальский мир(запрет иметь армию и выплата репараций) и как результат экономическая депрессия. В итоге – социальная депрессия. Рост количества людей перешедших от позитивной свободы к негативной.

Авторитарная личность – универсальный тип личности, который существовал, существует и будет существовать во всех типах государства(обыватели). При кризисе такой тип личности активизируется. Требует порядок. С психологической точки зрения, автор личность – садомазохистская личность. Садизм – получение удовольствия от подчинения окружающих. Мазохизм – получение удовольствия от подчинения окружающим. Такой садомазохист не способен воспринимать окружающих как равных, любой другой индивид либо нижестоящий, либо вышестоящий. Такой тип личности не способен к компромиссу. Язык насилия, принуждения – единственно возможный способ социальной коммуникации и управления. Эта личность и формирует «вождистское государство».

Проблема такова: тоталитарное государство легитимируется только с помощью насилия.

1) такое государство очень хорошо в случае «осаждённой крепости»;

Никакое государство не может выжить, если оно непрерывно воюет. Либо государство погибает, либо оно должно выйти из ситуации «осаждённой крепости». Начинается самоуничтожение такого тоталитарного государства. Место уничтоженной элиты занимает антиэлита. Антиэлита это люди, которые занимают руководящие должности, но качествами руководителя не обладают. Функционирование всего государства зависит от вождя. Пока харизма работает – тоталитарное государство работает. Затем у вождя возникают стрессы, психозы, нервозы. Итог – «колосс на глиняных ногах». Ошибки есть, но исправлять их некому. Государство рушится.

Теория командно-административной экономики Вана Хайека.

1899-1992 гг. Австрийский немец. До 2-й Мир войны занимал должность профессора права и политич наук венского универ-а. Эмигрирует в Великобританию. 1944 г. – «Дорога к рабству». Нобелевский лауреат по экономике. Хайек – теоретик чикагской (монетаристской) школы.

Парадокс. Начиная с Адама Смита, в экономической науке счит аксиомой положение, что рыночная экономика эффективней плановой. В 20 веке плановые экономики опередили рыночные на ключевых отраслях НТП. Хайек исходит из того, что экономическое развитие Европы в новое время это усиление гос регулирования экономики. Это связано с ростом значения НТ факта, хаотичности научного и технического творчества. Государство вот эту хаотичность стремиться преодолеть по принципу «кто платит, тот и заказывает музыку». Гос регулирование обеспечивает переход от «дикого» к цивилизованному капитализму. 2 основных направления:

1) Государство через систему налогов изымает часть предпринимательской прибыли, необходимой для финансирования государства. Гос налоги должны быть стабильны и прозрачны.

2) Государство вводит регулирование тех сфер предпринимательской деятельности, кот охватывают всё общество в целом (экология, оплата труда).

Проблема заключается в том, что от гос регул очень легко перейти к гос регламентации. Гос регламентация – признак тоталитарной экономики, распространяется на все сферы предпринимательской деятельности. Проблема заключается в опасности первого шага.

Хайек видит принципиальное различие экономики и других естественных наук. Нарушение закона даёт очевидное негативное последствие в естественных науках. В экономике – негативные последствия неочевидные но которые будут очевидны в будущем (временной лаг).

Плюсы: тоталитарные экономики оказываются эффект инструментами форсированной модернизации. Эти решения мгновенны. Позволяют с 0 создавать новые отрасли промышленности.

Минусы: цена развития.

Тупик развития тоталитаризма. Хайек исходит из того, что человечество прошло 3 стадии технологического развития: аграрную, индустриальную и постиндустриальную. Тоталитаризм – эффект инструмент перехода от аграрных к индустриальным типам технологий. Эти 2 тип могут развиваться одинаковым способом. Поэтому эти типы экономик восприимчивы к политическим, силовым импульсам. Но тоталитаризм не может обеспечить переход к информационным технологиям, так как этот тип экономики не может развиваться экстенсивным способом. Не требуется производства материальных ресурсов. Основной ресурс – информация. Для производства новой информации нужно задействовать человеческий фактор.

Тоталитарные экономики в 20 веке существовали только когда имелась ресурсная искусственная подпитка из вне.

Рассуждать всерьез о либерализме в России всегда было либо небезопасно, либо невероятно сложно. История русского либерализма напоминает лабиринт, из которого легче выйти, нежели обнаружить его начало. Иначе говоря, в настоящее время любой исследователь неплохо знаком с завершающим периодом существования русской либеральной традиции начала прошлого века, тогда как проблема ее генезиса остается весьма привлекательным научным призом для современных специалистов. Эта ситуация не уникальна в силу того, что очень сложно определить время появления, персональный состав и концептуальное содержание первоначального варианта любого интеллектуального феномена.

Вместе с тем недостаточное внимание отечественных специалистов к начальной истории русского либерализма не снимает проблемы изучения генезиса либеральной традиции в России. Когда и как происходил процесс ее формирования в России? Каким был первый вариант русского либерализма? Ответы на поставленные вопросы, скорее всего, следует искать в истории российской общественной мысли середины XIX столетия.

Кроме того, следует обратиться к универсальному и привычному для научного лексикона термину «ранний либерализм» в противовес таким малосодержательным определениям, как «дворянский», «помещичий» либерализм и т.д. Выделение раннего русского либерализма в качестве самостоятельного этапа поможет преодолеть дискретность в исследовании либеральной традиции в России, выстроить периодизацию всей истории отечественного либерализма, начальные страницы которой все еще не написаны, соотнести дефиницию (либерализм) и содержательный контекст (совокупность идей, сформулированных либеральными мыслителями в середине XIX столетия). Наконец, предлагаемая процедура будет способствовать идентификации русского либерализма через его обособление от российского радикализма и консерватизма XIX века.

Ранний русский либерализм до сих пор не является общепризнанной частью историографической традиции в отечественном «либераловедении» в отличие от западной русистики. Если обратиться к работам, посвященным истории либерализма в самодержавной России, то нетрудно заметить научные предпочтения экспертов: они исследовали пореформенный период развития и особенно первые два десятилетия XX столетия. Это обстоятельство не вызывает удивления и вполне объяснимо, так как именно тогда национальная либеральная мысль сначала концептуально «повзрослела», а затем институционально оформилась.

Любой исследователь раннего русского либерализма обречен на поиски адекватного методологического инструментария, позволяющего объяснить многочисленные «узкие» места и нестыковки отечественного варианта не только с идеально-типической либеральной моделью, но и с европейскими образцами. Как изучать начальную историю либеральной традиции в России? Очевидно, что существует некий западный (британский) либеральный канон, с которым традиционно сравнивают любую его национальную версию, в частности русскую. Сразу же выясняется нерадостная исследовательская перспектива, связанная с несхожестью, а зачастую и с концептуальной противоречивостью европейского эталона и его русского аналога.

Однако любой национальный либеральный вариант будет, естественно, отличаться от канонического, особенно на этапе своего становления, и это не является поводом к его отрицанию, а требует скрупулезного изучения и объяснения. Что касается раннего русского либерализма, то наиболее плодотворным может стать разработка концепции «просвещенного абсолютизма» применительно к историческим условиям России первой половины XIX столетия. Именно она являлась интеллектуальной средой формирования раннего русского либерализма, который, в конце концов, преобразовал креативный потенциал модели «просвещенного абсолютизма» в российский конституционализм второй половины XIX века.

Период адаптации либеральных идей в национальных условиях является маркером для установления времени появления феномена раннего русского либерализма. Вообще «надвременной» сущности либерализма не существует, есть лишь «исторические формы употребления определенного понятия применительно к определенным политическим позициям, партиям, программам и так далее» . Либерализм всегда исторически детерминирован, что закономерно вызывает его географическую и содержательную мутацию на разных этапах общественного развития. Поэтому первоначальная отечественная либеральная версия не только не могла быть зеркальным отражением какой-либо идеальной западной модели, но и неизбежно пропитывалась «национальным колоритом».

Не менее важной целью для любого «либераловеда», изучающего генезис российской либеральной традиции, является концептуализация заявленной темы. Идейной первоосновой либерализма являются индивидуализм и свобода, декларирующие приоритет личности по отношению к обществу и государству. Независимость индивида закономерно предполагает наличие его неотъемлемых прав и свобод, которые не могут быть никем отчуждены и должны гарантироваться и охраняться властью и социумом. По либеральным канонам наибольшее значение первоначально имело право владения и свободного распоряжения собственностью.

Одной из наиболее сложных и противоречивых в либеральном мировосприятии следует признать идею естественных и равных прав человека, так как ее реализация всегда требует разрешения конфликта между декларативной и практической частью без угрозы саморазрушения всего общественного организма. Каким образом в социуме можно обеспечить законное желание каждого индивида иметь собственность в условиях ее неизбежного отчуждения от большинства населения? Или как примирить естественные и демократические по содержанию политические интенции доминирующей малообеспеченной части общества, ориентированной на передел власти и богатства, с защитой интересов имущего и образованного меньшинства? Наконец, есть ли шанс ужиться традиционной вере либерала в прикладные возможности науки с ее детерминизмом и ведущим либеральным концептом свободы личности? Потенциально негативных последствий преодоления этих антиномий на любом этапе исторического развития было гораздо больше, чем оптимистических прогнозов. Поэтому вся история либерализма является примером непрерывного поиска адекватных средств для успешного разрешения внутренних конфликтов в теоретических и практических положениях .

Неудивительно, что выполнение таких сложных задач, всегда стоявших перед либеральной мыслью, невозможно представить в рамках одной идеально выстроенной модели. Говоря о либерализме, «правильнее описывать его не как единую доктрину или мировоззрение, а как совокупность родственных идеологий, своеобразное идеологическое семейство» . Канонический образ инвариантной основы либерализма в действительности распадается на разнообразные версии, наполненные национальной спецификой.

Традиционно специалисты ориентированы на присутствие в историографии «большой» истории либерализма, в контекст которой они пытаются вписать результаты своих собственных исследований. Однако подобное утверждение как минимум спорно, так как реальная история того или иного национального либерального варианта неизбежно будет характеризоваться изрядной долей содержательного многообразия, часто несводимого к какой-либо матричной основе. Это вовсе не означает, что нет общего для всего «либераловедения» основания, на котором формируются различные академические версии истории либерализма и под которым подразумеваются классические либеральные ценности. Но их архитектоника и национальная специфика всегда будут детерминированы различными факторами, начиная с географического и заканчивая политическим, особенно на этапе становления либеральной традиции. Таким образом, может быть, стоит говорить о «либерализмах» и признать идею либерального метанарратива красивой, но мифологической гипотезой?

Одновременно, совсем непросто выявить само «либеральное родство», которое традиционно определяется двумя способами - «через выделение некоторого “твердого ядра” суждений и приверженностей, почитаемых обязательными для всех либералов, т.е. своего рода общего знаменателя их взглядов, а также посредством формирования “стандартного” образа либерализма (в пределах допустимых отклонений), созданного обобщением воззрений лиц, причисленных к либеральному пантеону» . В каждом случае возникают серьезные проблемы, так как интеллектуальный катехизис либерализма всегда будет неполным, а индивидуальные представления любого эксперта о классическом либеральном пантеоне связаны с его субъективным мнением. И все же ведущую роль в либерализме играет свобода. С ней связаны другие либеральные ценности, в частности «толерантность и приватность», которые по существу развивают идею свободы, в то время как конституционализм и власть закона рассматриваются в качестве «практических и институциональных принципов» , обеспечивающих и гарантирующих свободу индивида.

Существенным методологическим подспорьем в изучении феномена раннего русского либерализма является социологическая теория социального поля П. Бурдье . Речь идет о поле производства идей, которое имеет ряд отличий. Во-первых, это сфера конкуренции, где агенты борются за обладание символическим интеллектуальным капиталом, позволяющим им в случае успеха навязывать собственные представления другим участникам состязания. Во-вторых, это область столкновения различных профессиональных групп влияния за право апеллировать к власти и за доминирующие позиции в экспертном сообществе, где разрабатываются проекты перспективного исторического развития социума. В-третьих, это пространство интеллектуальных услуг со сложной структурой печатного производства, цензурой, балансом читательского спроса и издательского предложения, рецензированием и продвижением определенных «нормативных» моделей, стильных мейнстримов и модных андеграундов.

Ранний русский либерализм формировался в условиях постоянного диалога со своими близкими и дальними оппонентами. С самого начала одной из его структурных особенностей являлось наличие как минимум двух течений, конкурировавших между собой за право выражать национальную либеральную аутентичность, - «народнического» К.Д. Кавелина и «охранительного» Б.Н. Чичерина. Соперничество усиливалось под влиянием не только различия в понимании отечественной исторической традиции, но и нюансов восприятия европейского прошлого в целом и достижений западного либерализма в частности.

Кавелин и Чичерин безусловно принадлежали к западническому кругу мыслителей, но все же по-разному видели тактические перспективы рецепции европейских либеральных ценностей в России. Кавелин скептически относился к практике прямого институционального заимствования западных регуляторов общественного развития даже под контролем отечественной автократической власти и потому артикулировал идею долговременного сосуществования «новых» европейских и «старых» традиционных форм в механизме социального «инжиниринга». Таким образом, в мировоззрении Кавелина присутствовал значительный консервативный тренд, нередко бросавший его в «объятия» славянофилов.

Чичерин, напротив, оптимистически воспринимал перспективы системного утверждения передового западного опыта в России, возлагая главные надежды на силу и мощь просвещенного самодержавного режима, способного гарантировать не только защиту модернизационных процессов в России от любых проявлений радикализма, но и готового к проведению политики самоограничения и самореформирования. За столкновением мнений главных действующих лиц в раннем русском либерализме нельзя не увидеть желания удовлетворить личные амбиции в борьбе за символическое первенство в либеральной среде на историческом для России рубеже 1850–1860-х годов.

Не меньшей релевантностью для объяснения феномена раннего русского либерализма обладают дискуссии его представителей с радикальными и консервативными критиками. Накануне Великих реформ в поле производства идей несложно заметить открытую конкуренцию между основными направлениями отечественной общественной мысли в процессе социального конструирования модели ближайшего национального будущего. Основной площадкой развернувшейся полемики стала периодическая печать, а главным призом - участие в подготовительном этапе предстоящих преобразований в качестве экспертов и разработчиков. Необходимо отметить, что тогда либералам впервые удалось опередить своих соперников и на некоторое время занять доминирующие позиции в ближнем круге советников самодержавия.

Очевидно, что применительно к раннему русскому либерализму следует сделать акцент скорее на разнообразии и неповторимости теоретического наследия, касающегося исторических форм либерализма. При обнаружении в той или иной программе признаков классической либеральной аксиологии исследователю важно определить, каким образом в ней «снимаются» базовые противоречия либерального мировосприятия в условиях национального развития. Иными словами, интересно выяснить, как отцы-основатели русского либерализма, опираясь на опыт своей социализации, смогли занять те позиции в поле производства идей, которые позволили им наиболее полно вербализировать раннелиберальную концепцию. А это бесперспективно делать без внимания к особенностям местного исторического пространства, неизбежно детерминировавшего финальный образ российского либерализма середины XIX столетия.

Кроме того, изучение раннего русского либерализма невозможно без учета специфики того поля производства идей, в котором он формировался. В этом социальном пространстве сосуществовали рынок издательских, интеллектуальных услуг с цензурой, претендовавшей на роль внешнего регулятора и модератора внутренних процессов развития отечественной общественной мысли. Содержание и ход дискуссии в либеральной среде нередко коррелировались с личной позицией редактора периодического издания, дававшего вместе с цензором санкцию или запрещавшего публикацию материалов, что вызывало конфликт с автором и даже смену им собственной диспозиции в споре.

Таким образом, ранний русский либерализм в силу своих многочисленных особенностей просто не может быть объяснен в рамках классического либерального дискурса. Этатизм, элитизм, неприятие демократии и конституционализма в первоначальной отечественной либеральной концепции выводят ее за скобки «общего либерального знаменателя». Не следует забывать и об отсутствии конвенциональных соглашений между представителями академической науки по многим содержательным вопросам и границам самого понятия «классический либерализм».

Феномен раннего русского либерализма может быть интерпретирован и в терминах социологии знания, где любая реальность воспринимается как социально конструируемая . Знания об обществе, с одной стороны, объективируются в продуктах человеческой деятельности, а с другой - подвержены процессу непрерывного обновления. Таким образом, наши представления о социуме одновременно институционально объективированы и субъективно формируемы. В случае с ранним русским либерализмом это означало знакомство отечественных мыслителей середины XIX века с историей европейской либеральной традиции и моделирование национального варианта, отличного от канонического.

В этой связи важно осмыслить механизм поддержания субъективной реальности, так как именно он обеспечивает устойчивый характер самоидентификации индивида. Среди главных условий его функционирования следует назвать существование феномена «значимых других», позволяющее перевести статичное состояние действительности «лицом к лицу» в динамичное положение ее социального переопределения, а также среды и языка, т.е. возможность проговаривать результаты своего опыта. Для основателей русского либерализма в роли «значимых других» выступали представители западной общественной мысли и собственное немногочисленное окружение, подтверждавшие их идентичность в периоды общения и полемики друг с другом.

Интерес к профессионализации темы раннего русского либерализма в отечественной историографии проявился в 1950–1960-х годах, когда в трудных условиях жесткой идеологической цензуры авторам наиболее серьезных публикаций удалось заявить саму проблему и создать пилотные образцы исследовательского нарратива. В последующие два десятилетия 1970–1980-х годов изучение начальной истории русского либерализма продолжалось и характеризовалось появлением первых научных опытов системного подхода к рассмотрению феномена раннего либерализма в России с учетом его многочисленных особенностей, вписанных в национальный политический контекст.

В 1990-х годах начался современный этап в изучении раннего русского либерализма, который можно смело назвать «либеральной волной» в отечественной историографии, вызванной известными политическими изменениями в стране, доступом к ранее закрытым архивным фондам, активными контактами с зарубежными коллегами и знакомством с достижениями западной русистики. В ответ на трансформацию политической, социальной, историографической ситуации обновлялись тематика, концептуальные модели, лексика, корпус источников по истории раннего русского либерализма.

Несмотря на очевидный прорыв в исследовании темы академические позиции российских экспертов сохраняют и сегодня тенденцию к поляризации, а многие базовые сюжеты истории раннего русского либерализма не имеют даже признаков конвенциональных перспектив. В частности, некоторые современные отечественные специалисты стремятся объявить всю русскую либеральную мысль первой половины XIX века «ненастоящей», «нетипичной», «паралиберальной» . Формирование русского либерализма автоматически переносится ими во вторую половину XIX или даже в начало XX столетия. При этом игнорируется вся небедная на либеральные события история дореформенной России. Такие поиски «зрелой» модели отечественного либерализма явно не способствуют изучению его генезиса, так как механически, «с линейкой в руках», сопоставляется начальная национальная либеральная модель с классическим западноевропейским образцом.

Не менее дискуссионными представляются попытки ряда отечественных экспертов «состарить» ранний русский либерализм на полвека и объявить о его рождении еще на рубеже XVIII и XIX веков. Эта традиция берет свое начало с известной работы В.В. Леонтовича и сохраняется в современной российской историографии. Однако ее приверженцы явно не учитывают, что в это время в общественной мысли России практически невозможно обнаружить теоретические конструкции, в которых либерализм был бы окрашен в национальные цвета. Иначе говоря, любому эксперту недостаточно назвать имена явных или потенциальных адептов западных либеральных ценностей в России; требуется разглядеть фигуры мыслителей, способных «перевести» их на местный язык.

В проблемном поле российского «либераловедения» активно и плодотворно работали западные гуманитарии, интерес которых к генезису русского либерализма возник на рубеже 1950–1960-х годов. Наряду со скептическим отношением к самой перспективе изучения либерализма в России в середине - второй половине XIX столетия, появилось «оптимистическое» направление в историографии, обозначившее своей целью исследование мировоззрения Кавелина и Чичерина в качестве основоположников либеральной традиции. В 1960–1970-х годах русский либерализм XIX века окончательно «вписался» в европейский контекст и в западной академической мысли начались уже дискуссии по поводу его содержательной и персональной идентификации.

С середины 1980-х годов в англо-американской историографии можно вести отсчет современному и самому плодотворному этапу в изучении раннего русского либерализма. В этот период были опубликованы работы, посвященные непосредственно исследованию начальной истории отечественного либерализма и ее главным действующим лицам, закрепившие доминирующие профессиональные позиции за зарубежными коллегами. Важно отметить, что в них многие методологические препятствия просто сняты. Например, на фоне разных гипотез о времени появления либерализма в России авторы тематических исследований в большинстве своем признают «объективный» характер существования его многочисленных особенностей. А в наиболее заметных трудах с успехом апробированы разнообразные варианты их научной интерпретации. Да и сам термин «ранний русский либерализм» давно уже «обжил» пространство в западной академической русистике, превратившись в самостоятельный научный дискурс .

Вместе с тем для современной российской и англо-американской историографии в разной степени характерно рассмотрение начальной истории русского либерализма не комплексно, а фрагментарно, в виде отдельных крупных и малых сюжетов. При этом если западные эксперты все же вписывают свои локальные темы в более широкий содержательный контекст и нередко выходят на обсуждение проблемы ранней истории либерализма в России, то отечественные авторы нечасто решаются на подобные исследовательские риски. Таким образом, ранний русский либерализм пока еще не прошел полноценную научную экспертизу как единый интеллектуальный феномен.

Историю русского либерализма нередко начинают с эпохи Екатерины Великой. На первый взгляд этот подход не вызывает сомнений, но вероятно нуждается в существенном уточнении. Екатерининский период, скорее всего, следует относить ко времени формирования интеллектуальной среды и благоприятных условий для появления первых ростков либеральной мысли. Особого внимания заслуживает известная концепция «просвещенного абсолютизма». Совершенно очевидно, что данная конструкция во времена царствования Екатерины II стала практическим результатом восприятия интеллектуального опыта европейского Просвещения. Верховная власть в России впервые тогда оказалась открытой для столь глубокого и заинтересованного ознакомления с западным идейным наследием и готовой к проведению сложной политики самоограничения. В итоге - содержательные реформы второй половины XVIII столетия, реально ограничившие самодержавный режим, а также распространение либеральных идей в просвещенной части российского общества.

Внутриполитический курс Екатерины Великой можно назвать «второй волной» европеизации России, постепенным укоренением в российской действительности новых порядков. Например, знаменитая «Жалованная грамота дворянству» 1785 года законодательно оформила его сословный статус, нарушать который формально не могло теперь даже государство. Вообще «просвещенное самодержавие» Екатерины II опиралось на идею верховенства закона, добровольное подчинение ему всех вплоть до императора. Тем самым монархический режим по собственной инициативе заявил о своем стремлении трансформировать прежнюю традицию неограниченной верховной власти самодержца в современную и функциональную модель авторитета закона. И даже не так важно, что единственным субъектом права оставался монарх, способный отвергнуть любой законодательный акт. Истинный смысл «просвещенного поворота» Екатерины Великой видится в модернизации божественного образа власти и его инструментализации в условиях формирования новых канонов политического управления.

Все это серьезно отличало екатерининскую «вторую волну» европеизации от петровской «первой волны», сугубо внешнеполитической, включившей Россию лишь в систему европейских международных отношений. Следует заметить, что без первого этапа, скорее всего, не было бы и второго. Реализация имперского проекта Петра Великого сделала бывшую Московию неотъемлемой частью Европы, что обрекало только что рожденную империю на внутреннее «обустройство» исключительно по западным образцам. Вместе с тем блестящие достижения эпохи Екатерины II послужили стимулом к возникновению не более чем среды обитания будущего русского либерализма и не могли чудесным образом привести к появлению национально адаптированной либеральной доктрины.

Во времена Александра I «просвещенный абсолютизм» превратился в определенный стандарт государственной политики. Появилось немалое количество проектов преобразования экономики, института крепостничества, системы управления. Постепенно либеральные идеи из модного увлечения трансформировались в практическое средство реформаторской политики. Однако даже в самых просвещенных кругах русского дворянства Александровской эпохи либеральные новации оставались исключительно чужеродным и неадаптивным к российским условиям инструментом воздействия на статус-кво отечественной исторической традиции.

Другими словами, попытки либерализировать существующий режим приводили либо к появлению фантастических прожектов прямого заимствования западного опыта модернизации (программы декабристов), либо к стремлению механически совместить либеральные ценности и тотальный государственный патернализм (сторонники реформ в придворном окружении). Даже хорошо известные проекты М.М. Сперанского не содержали в себе телеологии укоренения классических либеральных идеалов на российской почве. В конечном счете, в этот период времени никому так и не удалось предложить концептуальную программу национального транзита из царства традиционной архаики в пространство либеральной аксиологии. На смену екатерининской интеллектуальной и сословной либерализации пришла государственная практика проведения «случайных» квазилиберальных мероприятий. Продолжалось теоретическое и практическое освоение модели «просвещенного самодержавия» в России в условиях быстро меняющейся внутриполитической ситуации. Поэтому говорить о русском либерализме в эпоху царствования Александра I преждевременно.

Поражение декабристов и ужесточение политического режима в Николаевской России ускорили поиск национальной идентичности. История отечественного либерализма обогатилась идеями П.Я. Чаадаева и умеренных западников, которые отдали «просвещенный абсолютизм» на откуп правительственной бюрократии и окунулись в многообразие классической либеральной мысли. «Кладовые европейского либерализма» стали точкой отсчета в размышлениях западников и местом поиска дополнительных аргументов в знаменитой дискуссии со славянофилами.

Результатом этой работы можно считать формирование либерального направления в русской общественной мысли, что предполагало наличие адекватной среды и видных мыслителей в лице либеральных западников. Вообще западничество 1840-х годов можно лишь с большими оговорками считать исторической формой либерализма и только при условии, если его понимать достаточно широко «не как конкретную политическую программу, а как социально-аксиологическую направленность» .

Не следует забывать, что феномен западничества был содержательно неоднородным и к нему в равной степени принадлежали А.И. Герцен, В.Г. Белинский, Т.Н. Грановский, К.Д. Кавелин, заложившие в 1840-е годы основы и радикальной, и либеральной традиции. Что касается умеренных западников, то их идеи составили основу утопического конструкта либерального типа, так как восприятие достижений европейского либерализма не сопровождалось адаптацией к национальным условиям.

Либералы-западники в основном познавали европейский опыт, погружаясь в его прошлое и многочисленные нюансы современного этапа развития. Восхищение новых адептов либеральных ценностей прослеживается в многочисленных путевых заметках, составленных ими во время путешествий за границу, особенно на фоне критического отношения к отечественной исторической традиции. Некоторые из них даже пережили увлечение социалистическими идеями. Либеральные западники в значительной степени произвольно создавали образ цивилизованного Запада, и думается, что европеец очень бы удивился собственному отражению в зеркале идеальной русской версии.

Вместе с тем закат Николаевской эпохи стал временем обновления и концептуализации русской либеральной мысли. Вторая половина 1850-х годов может считаться наиболее плодотворным этапом в развитии раннего русского либерализма. Богатое теоретическое наследие оставил Грановский, а в роли новых кумиров выступили Кавелин и Чичерин, авторы знаменитого «Письма к издателю», дерзко подписанного «русский либерал». Определяя свои цели и резко критикуя радикализм Герцена, зарубежного издателя сборника «Голоса из России», в котором и была опубликована эта работа, они писали: «Мы думаем о том, как бы освободить крестьян без потрясений всего общественного организма, мы мечтаем о введении свободы совести в государстве, об отменении или по крайней мере об ослаблении цензуры. А вы нам толкуете о мечтательных основах социальных обществ, которые едва ли через сотни лет найдут себе приложение, в настоящее же время не имеют для нас решительно никакого практического интереса. Мы готовы столпиться около всякого сколько-нибудь либерального правительства и поддерживать его всеми силами, ибо твердо убеждены, что только через правительство у нас можно действовать и достигнуть каких-нибудь результатов. А вы проповедуете уничтожение всякого правительства и ставите прудоновскую анархию идеалом человеческого рода. Что же может быть общего между вами и нами? На какое сочувствие можете вы рассчитывать?»

Авторы письма, которое стало программным заявлением, впервые причислили себя к либералам, что важно для самоидентификации формировавшегося раннего русского либерализма. Вообще «Письмо к издателю» являлось лишь частью так называемой «рукописной литературы», созданной в 1855–1856 годах по предложению Кавелина вместе с Чичериным. Подготовленные ими статьи публиковались в бесцензурных сборниках Герцена «Голоса из России» за границей и по праву считаются «первым открытым выступлением русских либералов».

Уже в них отчетливо просматриваются базовые особенности раннего либерализма - апелляция к власти и неприятие демократии в лице становящегося русского радикализма. При этом нет никаких серьезных оснований сомневаться в либеральных взглядах создателей рукописной литературы, так как с самого начала в ней прозвучали идеи свободы, прогресса, освобождения крестьян, либеральных реформ. Названные же особенности скорее нуждаются в профессиональном объяснении, нежели могут служить поводом для категоричных выводов. Очевидна и методологическая несостоятельность всех попыток механически сопоставлять исторические пути развития западноевропейского и отечественного либерализма. Скорее всего, мы должны говорить о разных либерализмах - национально адаптированных, в каждом из которых наряду с инвариантным набором классических ценностей неизбежно присутствует и географическая составляющая.

Существовал немногочисленный, но яркий «второй эшелон» ранних русских либералов, представленный именами П.В. Анненкова, И.К. Бабста, В.П. Боткина, А.В. Дружинина, Е.Ф. Корша. Они успешно разрабатывали экономические, политические, этические, социокультурные проблемы русского либерализма. Мы без особого труда можем обнаружить в их работах такие общепризнанные либеральные ценности, как свобода личности, рационализм и вера в прогресс, естественные права человека и экономическая свобода.

Обращают на себя внимание политэкономические рецепты, «прописанные» России известным профессором Казанского и Московского университетов Бабстом: «Полная свобода промышленности, торговли развивается, правда, везде и всегда медленно, но должна же везде одержать верх. При малоразвитом народном хозяйстве обращение капиталов стеснено уже отсутствием безопасности и обеспечения или же привилегиями, которыми пользуются отдельные лица и сословия, или же, наконец, постоянным вмешательством верховной власти в частные дела промышленных людей и постоянною опекою над их промышленными занятиями. Здесь являются постоянные монополии в самых разнообразных их формах, и каждая монополия есть зло, потому что это не более и не менее как налог на промышленность в пользу лености или воровства» .

Многих из них привлекала эстетика буржуазного общества, что легко увидеть в разнообразных путевых заметках, сделанных во время заграничных путешествий. Известный сибарит и глубокий знаток европейского искусства Боткин искренне восхищался британскими «клубами прений», куда люди, по его мнению, приходят «вовсе не с целью говорить речи, а для того, чтобы выпить чаю или грога и послушать других, и часто невольно сами вовлекаются в прения. Вот отчего в Англии нет почвы ни для каких крайних социальных мнений, созревающих только в тесных, одиноких кружках, избегающих противоречий и смотрящих на человеческую природу из узкого окошечка своих ограниченных понятий» .

Они видели в современном западном искусстве плодотворное развитие идей эпохи Возрождения, которая в свою очередь черпала вдохновение в лучших образцах эллинского и римского мира. Россия же напротив, согласно либеральным мыслителям, сохраняла генетическую связь с византийской традицией, что препятствовало перенесению акцента на внутреннюю жизнь человека со всеми ее бурными страстями. «Мне кажется, наши славяне правы, называя византийскую живопись истинно религиозной и отрицая это название у итальянской, правы - потому, что в последней, как вы справедливо замечаете, все принадлежит личности человека и объясняется его понятиями, наукой, историей, тогда как первая не допускала до себя исторического процесса, устремляя свои взоры не внутрь себя, а вне себя, на первообраз предания. Византия не изменила своему родству с востоком, а личное начало, составляющее существенный характер европейской истории, обозначилось также и в религии», - размышлял Боткин в одном из своих писем еще в 1840-х годах .

Уже в 1858 году острая полемика между Чичериным и Герценом, начавшаяся после их личной встречи в Лондоне, расколола либеральную среду и увеличила различия во взглядах ее представителей. В начале нового царствования и в период подготовки крестьянской реформы Чичерин обратился к своему оппоненту с резким посланием по поводу его радикальных заявлений в печати. Письмо было опубликовано в № 29 «Колокола» в конце 1858 года, где наряду с обвинениями содержался призыв к спокойной и содержательной работе в переломный исторический момент: «И неужели вы думаете, что Россия, в настоящее время, нуждается в людях с пылкими страстями, которые от избытка чувств перегорают быстро и умирают на полдороге? Вспомните еще раз, в какую эпоху мы живем. У нас совершаются великие гражданские преобразования, распутываются отношения, созданные веками. Вопрос касается самых живых интересов общества, тревожит его в самых глубоких его недрах. Какая искусная рука нужна, чтобы примирить противоборствующие стремления, согласить враждебные интересы, развязать вековые узы, чтобы путем закона перевести один гражданский порядок на другой!»

Нетрудно догадаться, что «руку Судьбы» Чичерин видел исключительно в государстве, обладавшем не только необходимым ресурсом, но и стремлением к преобразованиям. Ответом ему стало не менее резкое письмо Кавелина, вставшего на защиту Герцена, которого поддержали еще несколько либералов, в частности Анненков и Бабст.

Не менее дискуссионным оказался вопрос о крестьянской общине и судьбе российского дворянства. Чичерин считал современную общину результатом исторической деятельности государства и выступал за ее разрушение при активном развитии частнособственнических интересов в сельском хозяйстве. Будучи сторонником либеральных мер в экономике, он возлагал надежды на процветание крупных дворянских хозяйств, соединяя с этим уверенность в сохранении доминирующих позиций дворянства в решении политических и гражданских дел на ближайшую перспективу.

Другую позицию занимал Кавелин, выступая последовательным защитником крестьянской общины в качестве противовеса пролетаризации больших масс сельского населения. По его мнению, необходимо, «чтобы между увольняемыми крестьянами непременно было вводимо общинное устройство и управление, составляющее в России твердый оплот против пролетариата и самый могущественный орган правительства, чего, к сожалению, многие помещики у нас еще не понимают…»

Стараясь максимально учесть все особенности и противоречия в развитии сельского хозяйства, Кавелин попытался соединить крупное землевладение и общинное крестьянское земледелие, что вносило в его мировоззрение дополнительный консервативный оттенок и сближало с лидерами славянофилов. Идеал «мужицкого царства» стал доминантой во взглядах одного из столпов либеральной мысли России XIX века.

Таким образом, ранний русский либерализм уже в период своего формирования отличался известной вариативностью, т.е. наличием различных течений внутри самого себя. Среди них особое внимание следует обратить на «народническое» направление Кавелина и «охранительный» либерализм Чичерина. Именно на основе последней версии, окончательно сложившейся в середине 1860-х годов, ранний русский либерализм, скорее всего, приобрел все необходимые характеристики полноценной национальной программы.

В 1862 году Чичерин определил: «Сущность охранительного либерализма состоит в примирении начала свободы с началом власти и закона. В политической жизни лозунг его: либеральные меры и сильная власть, - либеральные меры, предоставляющие обществу самостоятельную деятельность, обеспечивающие права и личность граждан, охраняющие свободу мысли и свободу совести, дающие возможность высказываться всем законным желаниям, - сильная власть, блюстительница государственного единства, связующая и сдерживающая общество, охраняющая порядок, строго надзирающая за исполнением закона, пресекающая всякое его нарушение, внушающая гражданам уверенность, что во главе государства есть твердая рука, на которую можно надеяться, и разумная сила, которая сумеет отстоять общественные интересы против напора анархических стихий и против воплей реакционных партий» .

Концепция «охранительного либерализма» генетически связана с «просвещенным абсолютизмом» екатерининского царствования, в котором ведущим идейным конструктом являлся самодержавный режим. Именно власть заявила о своем намерении быть просвещенной, т.е. готовой к проведению политики самоограничения через законотворческую деятельность и признание верховенства закона. Иначе говоря, концепция «истинной» или «просвещенной» монархии предполагала добрую волю исключительно самодержца, желавшего вершить судьбы людей по справедливым законам, исходившим от него самого.

Модель «охранительного либерализма» Чичерина, сохранив идею апелляции к власти как единственной легитимной и стабилизирующей политической силе в России, актуализировала другую, просвещенческую составляющую в этом сочетании. Автор нисколько не сомневался в необходимости преобразований в государстве и всецело приветствовал отмену крепостного права. Более того, Чичерин так и остался наиболее последовательным защитником достижений эпохи Великих реформ 1860–1870-х годов в либеральной мысли пореформенного периода. Он лишь настаивал на том, что столь масштабные преобразования, да еще в стране с исторически ярко выраженным государственным началом, под силу только самой власти, которая обязана быть просвещенной уже независимо от собственных желаний.

Таким образом, Чичерин сумел выйти за рамки предшествующей модели «просвещенного абсолютизма» за счет активного наполнения ее классическими либеральными ценностями при сохранении роли государства в качестве гаранта успешных и постепенных действий. В его формуле «либеральные меры и сильная власть» сосредоточены итоги многолетних интеллектуальных усилий либеральных мыслителей. Ранний русский либерализм как целостный феномен невозможно представить без экономических рассуждений Бабста, эстетических взглядов Анненкова, Боткина и Дружинина, историософии Кавелина и Чичерина.

Именно вторая половина 1850-х - 1860-е годы стали временем формирования раннего русского либерализма как самостоятельного интеллектуального феномена. Гипотетически в раннем русском либерализме концептуально определились границы либерально-консервативного консенсуса, потенциал которого был практически использован в период подготовки и проведения Великих реформ. Появление раннего русского либерализма стало результатом концептуализации классического либерального наследия европейского образца в неблагоприятных условиях господства традиционалистских ценностей и автократической политической практики, что определило характер и содержание многочисленных особенностей раннелиберальной конструкции.

Взгляды ранних русских либералов пересекались в интеллектуальном пространстве либерального сегмента поля производства идей середины XIX столетия. Свобода, индивидуализм, собственность сами по себе играли эталонную роль в моделировании идеально-типической картины мира в интеллектуальной риторике отечественных либералов. Каждый из них не раз публично приносил клятву верности либеральному катехизису, предпочитая его другим идейным манифестам. Иначе говоря, когда обсуждались историософские вопросы цивилизационного пути развития общественных систем, соотношения прогресса и регресса в социальной динамике или выбирались существующие образцы для подражания в ближайшей исторической перспективе, ранние русские либералы выступали последовательными адептами либеральной аксиологической «классики» в «чистом» виде.

Параллельно с этим формировались теоретические версии ее «приживления» в местных условиях, и тогда уже возникали иные конструкции, серьезно отличавшиеся от привычных канонических вариантов. Таким образом, следует различать процесс восприятия ранними русскими либералами западного либерального опыта, с одной стороны, и попытки его концептуального осмысления с целью интеграции в национальную традицию, с другой стороны. Такой дифференцированный подход поможет как «защитить» основоположников отечественного либерализма от разнообразных и необоснованных сомнений в их идейной принадлежности, так и предметно объяснить нюансы и особенности первоначальной либеральной доктрины.

Немаловажным обстоятельством является и то, каким образом были восприняты и использованы итоги деятельности ранних русских либералов теми, кто впоследствии уже «обживал здание» отечественной либеральной традиции. Есть все основания утверждать, что ни одно из либеральных течений в России второй половины XIX - начала XX века не избежало позитивного влияния, например, чичеринской концепции «охранительного либерализма». Русский конституционализм, к которому Чичерин пришел не сразу, тем не менее, многим обязан ему своим теоретическим осмыслением и практическим воплощением в очень непростых политических реалиях. Именно Чичерин наполнил либеральным и, в том числе, конституционным содержанием инструментальную модель «просвещенного абсолютизма», придав ей сбалансированность и способность к дальнейшему общественному обновлению.

Одновременно специалистам не следует игнорировать тему очевидных и многочисленных особенностей раннего русского либерализма. Речь идет в первую очередь о его консервативной составляющей, наиболее заметной в той же концепции «охранительного либерализма» Чичерина, позволяющей поставить под сомнение даже его либеральную ориентацию. Однако можно согласиться с авторитетным экспертом А. Валицким , доказавшим принадлежность Чичерина к русскому либерализму, опираясь, в частности, на его ранние работы. В дальнейшем Чичерин успешно доработал основные положения «просвещенного абсолютизма», соединив в новой конструкции «охранительного либерализма» классические либеральные ценности и национальную политическую среду.

Ранний русский либерализм стал своеобразной теоретической вершиной концепции «просвещенного абсолютизма», оказавшейся удачной формой для существования и развития либеральных ценностей в условиях самодержавной России. Именно этим обстоятельством объясняется наличие мощного консервативного заряда, который присутствовал в раннем русском либерализме. Не исключено, что как раз консервативная составляющая в значительной степени способствовала формированию отечественного конституционализма во второй половины XIX века и укреплению еще очень хрупкой либеральной традиции.

В таком же режиме требуется исследовать и интерпретировать конкретные особенности раннего русского либерализма, в частности неприятие демократии, которая ассоциировалась у отцов-основателей русского либерализма с радикализмом и диктатурой масс, или признание Кавелиным необходимости сохранения крестьянской общины, амортизировавшей, по его мнению, негативные социальные последствия прорыва деревни к тотальному рынку, наконец, аристократизм и элитизм мировоззрения русских либералов, мечтавших о цивилизаторской роли дворянства в России.

Ранний русский либерализм концептуально вырос из умеренного западничества 1840-х годов, где либеральные и демократические идеи сосуществовали с монархическими и державными интенциями. У экспертов не вызывает сомнений принципиальный антиконсервативный пафос западнической мысли, но, размышляя над русской историей, они все более склонялись к признанию необходимости централизованной политической власти. Приветствуя в России великую державу, «западники стояли гораздо ближе к Погодину, чем к славянофилам, причем это касается не только Редкина, развивавшего теорию государственного права на гегельянской основе, не только Грановского и Кавелина, приветствовавших централизаторскую политику Карла Великого, Людовика XI или даже Ивана Грозного, но и Белинского…»

Попытки либерально мыслящих западников «примерить» на Россию модный европейский костюм непременно заканчивались этатистскими декларациями. Что же тогда говорить о ранних русских либералах, которые ставили перед собой задачу преобразовать европейский тренд в развернутую целостную национальную либеральную программу. С одной стороны, отечественные либералы середины XIX века учились русской истории по книгам Н.М. Карамзина и хорошо усвоили содержание и роль государственнической традиции. А с другой стороны, в тот период в любых проектах либерального обновления российского общества просто невозможно было не учитывать специфики самодержавного режима.

Интересной представляется мысль о формировании раннего русского либерализма на пересечении границ либерального и консервативного полей. Умеренное западничество на протяжении своего существования в 1840-е годы наряду с базовыми либеральными ценностями не отвергало применительно к России идеи сильного государства, монархии, традиционной религиозной веры. Либеральные западники «допускали возможность и даже полезность традиционной религиозной веры в плане психологическом, как насущную потребность конкретной, отдельно взятой личности - но не сообщности людей» .

Западники, противостоявшие в первую очередь славянофилам, использовали консервативные вербальные символы, но обязательно подвергали их концептуальной рационализации для соединения с либеральными идеями. Это был ответ на своеобразный интеллектуальный вызов времени, потребовавший осмыслить развитие либеральной мысли в условиях отечественной самодержавной политической системы. Таким образом, ранние русские либералы, стремившиеся сформулировать в середине XIX столетия национальную либеральную программу, опирались на уже существовавшую в их среде традицию обращения к консервативной аксиологии.

Феномен раннего русского либерализма являлся одновременно следствием персональной рефлексии по поводу объективированной социальной реальности и результатом ее творческого конструирования, в ходе которого появлялось новое знание об обществе. В соответствии с известными положениями социологии знания Бергера и Лукмана, чтобы понять состояние социально сконструированного универсума «в любое данное время или его изменения во времени, следует понять социальную организацию, позволяющую тем, кто определяет реальность, заниматься этим. Грубо говоря, важно передвинуть вопросы об исторически наличных концептуализациях реальности с абстрактного “что?” к социологически конкретному “кто говорит?”» . В конечном счете предполагается не столько выяснение авторства отечественной раннелиберальной концепции, сколько объяснение специфики того интеллектуального пространства, в котором она появилась.

Своеобразный «рынок идейной продукции» всегда подвержен исторической и политической конъюнктуре, которая по-разному проявляется в те или иные временные этапы социального проживания. Эпоха Великих реформ в России впервые столь серьезно и практически легитимировала присутствие в этом «рыночном пространстве» рационалистически созданных либеральных утопий, трансцендентных бытию, но имевших преобразовательный мотив и потенциал по отношению к окружающей действительности.

Развитие либерального сегмента поля производства идей в России в середине XIX века определялось способностью к теоретической репрезентации либеральной идеи в модели перспективного движения российского социума в неблагоприятных для этой цели политических условиях. В данный период русский консерватизм, будучи главным соперником либералов в борьбе за аутентичное знание национальных интересов, уже представил свою знаменитую формулу «Православие, Самодержавие, Народность», близкую и понятную власти. Ранние русские либералы должны были ответить на интеллектуальный вызов «справа», воспользовавшись историческим шансом политики либерализации на рубеже 1850–1860-х годов, полученным накануне и в начале проведения Великих реформ.

«Производство» отечественной либеральной модели в середине XIX столетия изначально происходило при активном вторжении либералов в пространство конкурирующей консервативной мысли. Основоположники русского либерализма использовали плодотворный опыт умеренных западников 1840-х годов, сочетавших либеральные и консервативные ценности. Кроме того, либералы стремились продемонстрировать верховной власти возможности и перспективы расширения концепции «просвещенного абсолютизма» за счет наполнения ее классическим либеральным содержанием, адаптированным к местным особенностям и сохранявшим связь с традицией.

Конкурентоспособность ранних русских либералов зависела как от их готовности убедить политическую элиту в целесообразности своих предложений, так и от их искусства теоретически преодолеть любые пагубные последствия реформаторства и предотвратить неадекватные радикальные попытки нарушения статус-кво. Неудивительно, что в русском либерализме середины XIX века присутствовали только тренды с ярко выраженной консервативной составляющей - «народнический» Кавелина и «охранительный» Чичерина.

По своим базовым характеристикам ранний русский либерализм может быть вписан в континентально-европейскую либеральную традицию. Поиск близких интеллектуальных союзников приведет отцов-основателей отечественной либеральной традиции, скорее всего, во Францию, которая являлась для многих из них образцом. Наибольшее сходство обнаруживается между положениями концепции «охранительного либерализма» Чичерина и некоторыми позициями мировоззренческой доктрины Б. Констана. Они касаются свободы личности в ее разнообразных проявлениях, первостепенности гражданской свободы по отношению к свободе политической, предоставления избирательного права на основе имущественного ценза, права собственности, аристократизма. Констан оставался приверженцем сакрального института монархии и утверждал: «Монарх располагается в башне, которая стоит особняком и является священной; она не доступна ни вашим взглядам, ни вашим сомнениям. Монарх не имеет ни намерений, ни слабостей, он не может быть заодно с министрами потому, что он не является человеком, это - нейтральная и абстрактная власть, которая выше всех мирских бурь» .

Ранний русский либерализм претендует на статус уникального интеллектуального феномена в большом «либеральном семействе». В нем причудливо переплелись идеи европейского Просвещения и этатизм отечественной исторической традиции, элитизм и правовой центризм, прогрессизм и неприятие демократии с конституционализмом, экономическая свобода и апология общины, эстетический снобизм и толерантное отношение к другому мнению. Проще всего объявить русский либерализм середины XIX столетия «ненастоящим», сославшись на его несхожесть с западным, каноническим образцом. Но в таком случае акцент в исследовании генезиса национальной либеральной традиции будет перенесен из сферы изучения ее особенностей в пространство бесполезного поиска очередного либерального клона.

Вообще «понятие не определяет ничего, что было бы подвержено точной дефиниции, оно лишь указывает на способы отношения одной группы людей к ряду предметов, слабая взаимосвязь которых напоминает в лучшем случае фамильное сходство. То, как они относятся друг к другу и к миру, в большой мере определяется самой историей» .

Примечания

1. Гойс Р. Неуют либерализма // Неприкосновенный запас. 2010. № 5. С. 8.
2. См.: Либерализм Запада XVII–XX в. М., 1995.
3. Шапиро И. Введение в типологию либерализма // Полис. 1994. № 3. С. 7.
4. Капустин Б.Г. Три рассуждения о либерализме и либерализмах // Полис. 1994. № 3. С. 13.
5. Arblaster A. The Rise and Decline of Western Liberalism. Oxford, 1984. P. 55.
6. Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. М.; СПб., 2005.
7. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995.
8. О историографии раннего русского либерализма см.: Шнейдер К.И. Ранний русский либерализм в отечественной и зарубежной историографии // Российская история. 2010. № 4. С. 177–187.
9. См.: Либерализм в России. М., 1996.
10. Леонтович В.В. История либерализма в России, 1762–1914. М., 1995.

11. Offord D. Portraits of Early Russian Liberals: A Study of the Thought of T.N. Granovsky, V.P. Botkin, P.V. Annenkov, A.V. Drushinin and K.D. Kavelin. Cambridge, 1985; Walicki A. Legal Philosophies of Russian Liberalism. Oxford, 1987; Hamburg G.M. Boris Chicherin and Early Russian Liberalism, 1828–1866. Stanford, 1992; Liberty, Equality and the Market. Essays by B.N. Chicherin / Ed. and transl. by G.M. Hamburg. New Haven; L., 1998; Offord D. Nineteenth-Century Russia. Opposition to Autocracy. N.Y., 1999.

12. Щукин В.Г. Русское западничество: генезис - сущность - историческая роль. Lodz, 2001. С. 122.
13. Кавелин К.Д., Чичерин Б.Н. Письмо к издателю // Опыт русского либерализма: антология. М., 1997. С. 27.
14. Бабст И.К. О некоторых условиях, способствующих умножению народного капитала (Речь, произнесенная 6 июня 1856 г. в торжественном собрании Императорского Казанского университета ординарным профессором политической экономии и статистики Иваном Бабстом) // Избранные труды. М., 1999. С. 117.
15. Боткин В.П. Приюты для бездомных нищих в Лондоне // Сочинения. СПб., 1890. Т. 1. С. 323.
16. Боткин В.П. Письмо П.В. Анненкову. Санкт-Петербург. 26.11.1846 // Литературная критика; Публицистика; Письма. М., 1984. С. 260.
17. Письмо Чичерина Герцену // Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. СПб., 1901. Кн. 15. С. 251.

В качестве идеологического течения либерализм заявил о себе ещё в дореформенное время. И славянофилы, и западники в той классической форме, в какой они оформились в 40-е годы XIX века, были в основном либералами. Время возникновения либерализма как общественного движения - 60-е годы. Правительственные реформы -- освобождение крестьянства и, особенно, создание земств, этих мизерных «кусочков» конституции -- создали определенную основу для консолидации сторонников либерального мировоззрения. С земством была связана общественная деятельность центральной фигуры российского либерализма XIX века. Борис Николаевич Чичерин (1828--1904 гг.) был прямым наследником великих западников Т.Грановского, К.Д.Кавелина и др.: они были его преподавателями в Московском университете. Юрист, философ, историк, автор фундаментальных трудов «Курс государственной науки» и «История политических учений» Б.Чичерин сформулировал теоретические основы российского либерализма в его классическом виде. Как истинный либерал, он считал необходимым условием цивилизационного развития свободу личности. Но при этом речь шла об утверждении свободы «ограниченной» и её постепенном развертывании по таким основным пунктам как свобода совести, свобода от рабского состояния, свобода общественного мнения, свобода слова, преподавания, публичность правительственных действий, прежде всего бюджета, публичность и гласность судопроизводства. Изложенная им ещё в 50-х годах программа практических действий состояла в ликвидации феодальных пережитков в экономике, отмене крепостного права, невмешательстве государства в экономическую сферу, свободе, частного предпринимательства, формировании частной собственности.

Единственной силой, способной реализовать эту программу, Б.Н.Чичерин считал государство и правительство. Идея государства как основного двигателя и творца истории составляла ядро его политического мировоззрения, сформировавшегося под громадным влиянием Г.Гегеля. При этом весь ход российской истории только подтверждает эту всеобщую закономерность. Специфика России -- громадность государства, малочисленность населения на обширных территориях, однообразие условий, земледельческий быт и др. -- обусловила особенно важную и большую роль государства в развитии нации. И модернизацию России, по мнению Чичерина, должно было осуществить самодержавие, самопревращающееся в конституционную монархию. С этой целью правительство должно было опираться не на реакционеров и не на радикалов, а на сторонников умеренных, осторожных, постепенных, но неуклонных преобразований. Это была программа «охранительного», «консервативного» либерализма для общества или «либерального консерватизма» для правительства.

При этом Б.Чичерин никогда не был апологетом абсолютизма. Идеальным политическим строем для России он считал конституционную монархию и поддерживал самодержавие лишь в той мере, в какой оно способствовало проведению реформ. Теоретически он не отрицал в определенных исключительных обстоятельствах неизбежности революции, но считал её одним из наименее эффективных способов исторического действия и, безусловно, предпочитал эволюционный путь общественного развития. Его политическую программу сегодня квалифицируют как русский вариант движения к правовому государству, учитывающий социально-политические реалии России XIX века и национально-государственные традиции русской истории . При этом в 60--70-е годы прошлого века осуществление чичеринской формулы было отнюдь не утопичным. Между его идеями и реформаторскими установками времен Александра II существует значительное совпадение. Но история 80-х годов пошла по другому пути, и идеи Чичерина остались чисто теоретическим явлением. Идея эволюционного развития России была бескомпромиссно отвергнута на обоих политических полюсах общества.

Чичеринский либерализм совпадал с классическим европейским и в отношении к социалистическим идеям и социалистическому движению. Данное отношение можно охарактеризовать коротко -- абсолютное, категорическое отрицание. Сама идея социальных реформ, по мнению Чичерина, противоречила свободе личности, а потому была несостоятельна. «Социализм вечно колеблется между самым безумным деспотизмом и полной анархией» . «Представительное правление может держаться только, пока эта партия слаба и не в состоянии прочно влиять на государственное управление», «социал-демократия есть гибель демократии», социализм -- это ложная демократия.

Несмотря на связь с земством Б.Чичерин явился представителем академического, интеллигентского либерализма. Параллельно складывался несколько иной вид, получивший в литературе название земского либерализма. Его социальную основу составляли те слои русской демократической интеллигенции, которые непосредственно участвовали в координировавшейся земствами деятельности по организации народного просвещения, здравоохранения и т. п. Это были учителя, врачи, агрономы, статистики. Земцы значительно активизировались в конце 70 -- начале 80-х годов. Импульсом для их активности стала правительственная политика урезания прав земств, даже тех ограниченных, которые первоначально были даны им. В противном случае, по справедливому мнению известного дореволюционного исследователя земств Белоконского, земские деятели вполне могли на многие годы сосредоточиться на мирной культурнической работе. Правительственное же наступление на земства, особенно в период контрреформ, подталкивало земцев к политической активности. Черниговское, Полтавское, Самарское, Харьковское земства вступили в открытую конфронтацию с петербургскими властями, потребовав созыва представителей всех сословий -- Земского собора. За это выступление лидер тверского земства Иван Петрункевич был выслан из Твери под надзор полиции, заслужив тем самым славу «земского революционера».

Земское движение к концу 70-х годов отработало основные требования своей политической программы: политические свободы, (свободы слова, печати и гарантии личности) и созыв Учредительного собрания. Для достижения этих целей в 1880 году была создана «Лига оппозиционных элементов» или «Земский союз». Это была первая либеральная организация в России. В 1883 году в Женеве профессор Киевского университета Михаил Драгоманов издавал журнал «Вольное слово» в качестве официального органа «Земского союза». И организация, и журнал возникли явочным порядком, нелегально, вопреки принципиальным установкам земского либерализма. Последний всегда отмежевывался от радикализма. Существование и «Земского союза» и «Вольного слова» было непродолжительным. Следующий этап земского движения начался в середине 90-х годов. Его кульминацией стало образование в январе 1904 года Союза земцев-конституционалистов и проведение своего съезда осенью того же года. На съезде они потребовали введения политических свобод, уничтожения сословных, религиозных и иных ограничений, развития местного самоуправления, участия народного представительства как особого выборного учреждения в осуществлении законодательной власти, и в установлении росписи доходов и расходов и в контроле за законностью действий администрации. Лидерами направления были Д.Шипов, Н.Стахович, А.Гучков и др. Земский либерализм в некотором отношении был приземленнее, реалистичнее и почвеннее, чем «Академический». Сторонники же последнего в новых условиях начала XX века, отдавая дань заслугам земцев, считали их в политическом отношении недостаточно радикальными.

В середине 90-х годов XIX века возникла новая генерация либералов, развившая активную деятельность. И сам российский либерализм вместе с ним вступил в новый этап своего существования. М.Туган-Барановский и П.Новгородцев, Д.Шаховский и кн. Е. и С.Трубецкие, М.Ковалевский и П.Виноградов, П.Милюков и Н.Бердяев. Цвет отечественной интеллигенции тяготел к либеральному движению. Но особенно большую роль в развитии либерализма на этом этапе сыграл Петр Бернгардович Струве (1870--1944). Он происходил из семьи крупного царского сановника. Отец был губернатором Перми и Астрахани. Он учился в Петербургском университете и за границей: в Германии и в Австрии. Струве считал себя экономистом, его магистерская (1913 г.) и докторская (1917 г.) диссертации были посвящены проблеме цены и стоимости. С 1906 по 1917 гг. он преподавал политэкономию в Петербургском технологическом институте. Вместе с тем, он был и юристом, историком, философом, глубоким политическим мыслителем. Свою безмерную эрудицию и неординарные интеллектуальные способности он направлял на поиск исторического пути своей родины -- России. Струве не был прост и легок в межличностном общении, но зато поразительно последователен в определении главной жизненной цели. Превращению России в свободную страну он посвятил всю трудную и долгую жизнь. Он практически никогда не был состоятельным человеком, зачастую не хватало элементарного достатка. Буквально за несколько дней до смерти он пришел в ярость, увидев в своем доме русского эмигранта, который пошел на службу к нацистам: «Они (фашисты -- Л.С.) -- враги всего человечества... Они убили самую драгоценную вещь на свете: свободу... Я живу как нищий. У меня ничего нет и никогда не было. Я умру нищим. Я пожертвовал всем ради свободы».

За полвека своей активной деятельности П. Струве пережил значительную идейную эволюцию. Одна из наиболее заметных подвижек произошла как раз на рубеже XIX--XX веков. Это был окончательный разрыв с марксизмом, который в социалистической прессе, а затем и в советской историографии неизменно квалифицировался как «ренегатство». Между тем, это далеко не так. Стремясь понять изменяющуюся действительность, П. Струве, не будучи догматиком, действительно эволюционировал в вопросах мировоззрения, программы и политической тактики, но по сути он никогда не изменял себе. Он никогда не изменял тем ключевым идеям, которые составляли основу его мировоззрения, сложившегося в юности, еще до его «марксистского» периода. Это были либерализм, государственность, «национализм» и западничество. Либерализм означал признание свободы личности как главной человеческой ценности, которая позволяет человеку самореализоваться. Струве видел смысл жизни человека в самоусовершенствовании, необходимым условием для чего является духовная и политическая свобода.

Государство является одним из главных культурных достижений мирового развития. Оно -- организатор. В соответствии с чичеринской традицией Струве видел в государстве гаранта свободы личности. Поэтому идеи государственности и человеческой свободы нисколько не противоречили друг другу, а наоборот, органично дополняли друг друга.

«Национализм» Струве тождественен понятию «патриотизм» в современном русском лексиконе. Струве любил русский народ и Россию, свою Родину и был убежден в огромных способностях и возможностях русской нации. Историческую задачу он как раз и видел в том, чтобы снять препятствие для их полного развития. Национальный патриотизм Струве соединялся с западничеством, столь типичным практически для подавляющего большинства отечественных либералов. Их западничество заключалось отнюдь не в стремлении к слепому копированию государственного устройства или образа жизни «передовых» европейских стран и Америки, «...самому ценному, что было в содержании европейской культуры, вообще нельзя «научиться» так просто, а надо это нажить самим, воспитать в себе...» . «Единственная область, где народы действительно сплошь подражают друг другу, -- это область науки и техники; во всем остальном они, худо ли, хорошо, только приспособляют свои собственные учреждения к новым требованиям, которые по временам, если не постоянно возникают в их собственной среде. Они приспособляют их, видоизменяя. Эти изменения часто вызываются иностранными образцами, но они только в том случае пускают в стране корни, когда не противоречат прямо всему тому наследию прошлого, которое слагается из верований, нравов, обычаев и учреждений известного народа» . Но в то же время они полагали, что именно западные страны демонстрируют магистральный путь развития человеческой цивилизации, путь прогресса. Россия может раскрыть свои необозримые потенциальные возможности, только вступив на эту общечеловеческую дорогу.

Таким образом, в идейной эволюции П. Струве либерализм был первичен, а марксизм -- вторичен; либерализм был константой, а марксизм и социализм -- переменными. Политическая свобода в России была главной жизненной целью; рабочее же движение, идеологией которого стал марксизм и социализм -- главной общественной силой, способной добиться ее в России. В 90-е годы XIX века Струве, как и многие будущие либералы, был искренне в этом убежден. Российская социал-демократия была для них, прежде всего, демократией. Отход сторонников либерального мировоззрения от российского рабочего движения рано или поздно, но был неизбежен. Персональная эволюция Струве в этом смысле была сигналом окончания «марксистского» периода и вступления в новый, более адекватный сути либерализм. В философии это был отказ от позитивизма и переход к неокантианству, что нашло отражение в известном сборнике «Проблемы идеализма». В области программы и тактики -- «новый» либерализм.

Возникновение «нового» либерализма на рубеже XIX--XX вв. было напрямую связано со значительной активизацией всего либерального движения в это время. Отказ нового царя Николая II пойти навстречу их требованиям побудил либералов к изданию собственного нелегального печатного органа. Им стал выходивший с 1902 по октябрь 1905 гг. журнал «Освобождение». Его бессменным редактором, автором многих принципиальных статей был Струве. К осени 1903 года в Петербурге, Москве, Киеве, Одессе и других городах действовали местные кружки сторонников «Освобождения», которые стали зародышами первой политической либеральной организации в России. Официально начало «Союзу освобождения» было положено летом 1903 года, когда в Швейцарии сторонники журнала решили приступить к формированию общероссийской организации. В этом совещании принимали участие кн. Долгоруков, кн. Шаховской, И. Петрункевич, С. Булгаков, Н. Бердяев, С. Прокопович, Е. Кускова. В январе 1904 года в Петербурге состоялся I съезд представителей местных организаций. На нем были приняты программа и устав «Союза освобождения», избран совет организации во главе с патриархом земского либерализма И. Петрункевичем. II съезд «Союза», проведенный в октябре 1904 года в Петербурге, обсуждал вопрос о проведении банкетной кампании в ноябре 1904 года в связи с 40-летием судебной реформы. «Союз освобождения» был наиболее радикальной либеральной организацией из возникших в пореформенное время. Радикализм «новых» либералов был далеко не случайным, а глубоко осознанным.

Пониманию сути «нового» либерализма способствует классификация видов либерализма, которую накануне революции дал другой его видный деятель Павел Николаевич Милюков (1859--1943 г.). Профессиональный историк, защитивший в 1892 году блестящую диссертацию, посвященную оценке реформаторской деятельности Петра I, он получил «пропуск» в политику именно благодаря своей научной и преподавательской деятельности. За отдельные «прогрессивные» намеки в лекциях он был уволен из Московского университета, отправлен в ссылку и получил репутацию опального общественного деятеля. Широко известен он стал после выхода первого издания его знаменитых «Очерков по истории русской культуры» (1896 г.), которые были его авторской концепцией истории государства российского. В результате тщательной и многолетней разработки таковой сложилось политическое мировоззрение и принципы политического поведения, на основе которых строилась вся деятельность бессменного лидера Партии конституционных демократов, каковым П. Милюков стал с 1905 года.

В частности, в бесцензурной, изданной для западного читателя книге «Russia and its crisis», последнюю строчку которой П. Милюков дописывал в день убийства великого князя Сергея Александровича, т. е. 4 февраля 1905 года, он сделал вывод о том, что роль либерального движения в становлении политических демократий разных западных стран не была одинаковой. В зрелых, вполне развитых англосаксонских демократиях (США, Англия) главным двигателем прогресса был либерализм. В Германии же, которую Милюков относил к странам с новой и гораздо менее развитой политической жизнью, либерализм был политически немощным. К этой же группе стран Милюков относил и Россию, но полагал, что особенности расстановки общественных и политических сил здесь выражены еще рельефнее, чем в Германии. Если для этой страны понятие «либерализм» устарело, то в России умеренное течение политической жизни (в терминологии Милюкова -- одно из двух в России; второе -- радикальное -- Л.С.) только очень условно можно назвать этим западным термином. «Сейчас в России (т. с. в 1904 году -- Л.С.), -- писал Милюков, значение термина «либерализм» одновременно и расширено и превзойдено. Он включает в себя гораздо более радикальные группировки по той простой причине, что любая более или менее передовая мысль в прессе может вызвать гонение. Термин «либерализм» в России устарел не потому, что его программа реализовала. Программа классического либерализма представляет собой только первый шаг, который должен быть совершен. Но политическая и индивидуальная свобода не могут быть абсолютными ценностями, как это считалось в начале эры свободы во Франции... Люди, называющие себя либералами в России, придерживаются гораздо более передовых взглядов.

Таким образом, важнейший урок, извлеченный из европейского и, прежде всего, немецкого политического опыта, заключался в том, что для сохранения своих позиций в политической жизни России либерализм здесь должен быть более радикальным, чем классическая теория свободы. И это вовсе не был призыв к измене старому, доброму либерализму нового времени. В концепции Милюкова имело место попытка сохранить сущность либерализма, расширив его содержание и изменив форму. При этом краеугольный камень классического либерализма -- индивидуальная и политическая свобода -- ни в коем случае не исключался из программы отечественных свободомыслящих. Он признавался первым, необходимым, но недостаточным для существования либерализма в качестве значительного политического течения в сложных исторических реалиях начала XX века. Немецкий либерализм не сумел модифицироваться таким образом, а потому не сумел сыграть в политической жизни своей страны достаточно заметной роли. В период активной выработки своей политической физиономии российские, либералы видели одну из главных задач в том, чтобы не повторить печальной участи своих германских идеологических собратьев. Выход ведущие идеологи дореволюционного периода П.Б. Струве и П.Н. Милюков видели в радикализации программы и тактики. Продискутированная на страницах «Освобождения» и нашедшая воплощение в так называемой Парижской конституции, т. е. проекте «Основных государственных законов Российской империи», принятой группой членов «Союза освобождения» в марте 1905 года, программа включала ряд основополагающих позиций классического либерализма -- требование прав человека и народного представительства. Перечисление прав человека выполняло, в представлении идеологов российского либерализма, функцию, аналогичную французской «Декларации прав человека и гражданина». Такие декларации на рубеже XIX--XX веков уже не было принято включать в программы политических партий. Но специфика России -- политический произвол -- требовала зафиксировать на этом внимание.

Необходимость политического представительства была сформулирована уже в первой программной статье «От русских конституционалистов»: «Бессословное народное представительство, постоянно действующее и ежегодно созываемое верховное учреждение с правами высшего контроля, законодательства и утверждения бюджета» . По вопросу о форме государственного устройства, структуре народного представительства не было ни единодушия, ни определенных официальных формулировок, хотя большинство либералов, конечно же, склонялось к признанию конституционной монархии как наиболее отвечающей историческим условиям развития российского народа. Разные точки зрения высказывались и по поводу внутреннего устройства законодательного органа. По мнению Милюкова, Россия могла бы перенять опыт Болгарии, с ее однопалатным народным собранием. Авторы парижской конституции детально разработали механизм функционирования двухпалатного парламента, позаимствовав многое из американской конституции .

Радикализм программных требований проявлялся, прежде всего, в идее бессословного народного представительства, во всеобщем избирательном праве и в признании «государственного социализма», т. е. активной социальной политики государства в интересах широких масс трудящихся.

В то время всеобщее избирательное право не стало нормой жизни «передовых» политических наций. По мнению либералов, в России альтернативы «четырехчленке» (всеобщее, равное, прямое избирательное право и тайное голосование) не было. Его необходимость они обосновали как раз специфическими условиями политического развития своей страны. В объяснительной записке к парижской конституции Струве писал: «При наличии крепкой революционной традиции в русской интеллигенции, при существовании крепко организованных социалистических партий, при давнем и глубоком культурном отчуждении народных масс от образованного общества, -- всякое разрешение вопроса о народном представительстве, кроме всеобщего голосования, будет роковой политической ошибкой, за которой последует тяжелая расплата» .

Разработав серьезную программу решения двух острейших социальных вопросов России -- аграрного и рабочего, российские свободомыслящие тем самым извлекли урок из опыта своих немецких собратьев по идее. Содержание аграрной и рабочей программы не приняли в данный период определенных очертаний, но сам факт убежденности в необходимости таких требований в программе либеральной партии очень показателен.

Особенно отчетливо радикализм либералов начала XX века, именно предреволюционного периода проявился в политическом поведении, в отношении к революции и к российскому социалистическому движению. Нет сомнений в том, что отечественные либералы были эволюционистами, справедливо полагая, что любая революция чревата колоссальными историческими издержками. В этом их убеждал, прежде всего, опыт Великой французской революции, но они были слишком умны и наблюдательны, чтобы абсолютизировать эволюцию как способ решения общественных проблем. Даже Б.Чичерин допускал при определенных исторических условиях неизбежность революции. В обстановке же революционного кризиса в России начала XX века, крайне недальновидной политики царской бюрократии не признавать необходимости радикальных изменений могли только очень недалекие «человеки в футлярах». В новейшей историографии справедливо утверждается, что российские либералы признавали политическую, но не социальную революцию , хотя до последнего старались использовать и надеялись на любой шанс предотвратить ее. «Гражданский мир и самодержавие несовместимы в современной России»... «Активную, революционную тактику в современной стадии русской смуты я считаю единственно разумной для русских конституционалистов», -- писал Струве. При этом он всегда оговаривал, что революцию нельзя понимать узко, т.е. сводить ее к использованию физического насилия: «С революцией умные, истинно государственные люди вообще не борются. Или иначе: единственный способ борьбы с революцией заключается в том, чтобы стать на ее почву и, признав ее цели, стремиться изменить только ее методы» .

Наконец, важнейшей отличительной особенностью утробного периода либеральных партий в России было в высшей степени лояльное отношение к рабочему движению и социалистическим организациям. Социализм в России рассматривался как самое крупное и значительное политическое движение. «Социализм в России, -- писал П.Милюков, -- более чем где-либо еще, представляет интересы демократии в целом. Это делает его роль более важной, чем в странах с более и ранее развитой демократией». Российское рабочее движение, по мнению Струве, с 90-х годов прошлого века стало главной демократической силой и подготовило то широкое и всестороннее общественное движение, которым обозначилось в России начало XX века . Отсюда следовал чрезвычайно важный тактический вывод: конфронтация с такой крупной политической силой опасна и чревата политической смертью, что произошло с немецкими либералами «Русскому либерализму не поздно еще занять правильную политическую позицию -- не против социальной демократии, а рядом и в союзе с ней. Таковы уроки, даваемые нам всей новейшей историей великой соседней страны» .

И это стремление к политическому союзу прежде всего с социал-демократией («Самая влиятельная русская революционная группа» (социал-демократия) и ее орган («Искра»), во главе которого стоят люди серьезно образованные, с солидными знаниями и недюжинными дарованиями»), не было благим пожеланием или теоретическим рассуждением. Попытки создать коалицию с социал-демократами предпринимались неоднократно. Большие надежды внушал позитивный с этой точки зрения опыт сотрудничества различных общественных сил в середине 90-х годов, получивший название «легального марксизма». И кое-что накануне событий 1905 года удалось сделать. В 1904 году в Париже либералам удалось созвать беспрецедентную в отечественной истории конференцию оппозиционных сил, в которой принимали участие представители различных либеральных организаций, эсеры, национальные социал-демократии (большевики и меньшевики отказались). Это был шаг к созданию своеобразного народного фронта. Идея объединения всех оппозиционных сил в борьбе против самодержавия была заветной целью «Освобождения» и самого Струве. Не переоценивая значение Пражской конференции, все-таки следует признать, что нечто существенное в этом направлении удалось сделать. Политический же союз в полном объеме не удалось осуществить главным образом из-за непримиримой позиции социалистов. Либералы явно переоценили способность революционных партий к политическим компромиссам, к конструктивной демократической деятельности. «Возможно, что у нас образуется рабочая партия нового типа, средняя между английским рабочим либерализмом и доктринальной социал-демократией Германии» .

Таким образом, российские либералы вели интенсивный поиск формулы либеральной партии в не совсем типичной европейской стране начала XX века. В процессе этого поиска либерализм стал менее академическим, более почвенным, чем это было во второй половине XIX века. Они своевременно поняли, что как в западных странах, так и в России время классического либерализма миновало. Принципиальными элементами созданной либералами модели политической демократии в России был радикальный (социальный) либерализм, ориентированный на активную социальную политику государства и лояльный по отношению к организациям трудящихся. Стержнем российской демократии должен был стать союз «нового» либерализма и социалистических сил.

Однако отойдя от ортодоксального вида, либерализм в России стал «новым» на более европейский, а не на русский манер. Его идеи были в большей мере теоретическим синтезом достижений мировой либеральной мысли, чем почвенным вариантом. В его поиске в этот, предшествующий событиям 1905--1907 гг., период либералы остановились посредине. С одной стороны, они оказались чересчур радикальными новыми в сравнении с классическим либерализмом -- в оппозиционности самодержавию, в иллюзорных надеждах на конструктивный потенциал социалистического движения. И, видимо, проскочили первую почвенную отметку, к которой часть либералов вернулась после и под влиянием революционных событий 1905--1907 гг. С другой, их либерализм оказался недостаточно радикальным в части социальных программ. Причем дело здесь не столько в недостаточной решительности к осуществлению: в стремлении соединить элементы либерализма и социализма они, пожалуй, уловили всемирную прогрессивную, антитоталитарную тенденцию. Но они не пошли по этому пути до конца, не поняли неотложности и, особенно, приоритетности социальных проблем в России.

- "Уличный либерал, - писал он, - не хочет знать ничего, кроме собственного своеволия... Он жадно сторожит каждое буйство, он хлопает всякому беззаконию, ибо само слово закон ему ненавистно... ...Отличительная черта уличного либерала та, что он всех своих противников считает подлецами. ...Тут стараются не доказать, а отделать, уязвить или оплевать".

Второй вид либерализма, по Чичерину, - оппозиционный , в котором нет требования позитивных действий, а присутствует только "наслаждение самим блеском оппозиционного положения". "Оппозиционный либерализм понимает свободу с чисто отрицательной стороны. Отменить, разрушить, уничтожить - вот вся его система", - писал Чичерин. Верх благополучия оппозиционного либерализма, по его мнению, - "освобождение от всяких законов, от всяких стеснений". С помощью нескольких категорий-ярлыков этот вид либерализма, замечал Чичерин, судит обо всех явлениях общественной жизни. " Кроме того, "постоянная оппозиция неизбежно делает человека узким и ограниченным”.

Позитивный смысл свободе может придать, по убеждению Чичерина, только либерализм охранительный. Необходимо действовать, понимая условия власти, не становясь к ней в систематически враждебное отношение, не предъявляя безрассудных требований, не сохраняя беспристрастную независимость. Власть и свобода нераздельны так же, как нераздельны свобода и нравственный закон. Сущность охранительного либерализма состоит, согласно концепции Чичерина, в примирении начала свободы с началом власти и закона.

В своих работах по вопросам государства и права Чичерин настоятельно доказывал необходимость реформ политической жизни в России. В 1882-1883 гг. он исполнял обязанности Московского городского головы, участвовал в подготовке реформ, однако его гласный призыв к ним на официальном собрании 16 мая 1883 г. был истолкован как требование конституции, вызвал недовольство Александра III, царскую опалу и отстранение Чичерина от государственной деятельности.

Период выхода российского либерализма из «подполья» начался в царствование императора Александра II. Именно в этот период окончательно формируются три основные группы российских либералов:

Либеральные представители чиновничества, стремившиеся использовать силу монархии для проведения постепенных реформ.

Различные группы интеллигенции, сочувствовавшие подобным действиям власти и готовые сотрудничать с ней.

Часть интеллигенции, которая окончательно разочаровалась в возможности эволюционного пути развития России и искала контактов с революционными партиями: сначала с народовольцами, а затем с марксистами.

Во второй половине XIX в. росту либеральных тенденций способствовал целый ряд объективных причин. Важнейшей из них было влияние последствий французской револю­ции 1848 года, значительно ожививших атаки леворадикальных сил России на правительство, открыто призы­вавших к насильственному захвату власти и революци­онному переустройству общества "снизу". "К концу цар­ствования Николая I, - писал Чернышевский в письме к Герцену, - все люди, искренне и глубоко любящие Россию, пришли к убеждению, что только силой можно вырвать у царской власти человеческие права для наро­да, что только те права прочны, которые завоеваны, и что то, что легко дается, легко и отнимается”.

Другой важной причиной, повлиявшей на рост либерализма, была бес­славная Крымская война (1853-1855 гг.), которая по­казала отсталость и слабость государственно-крепостнического строя России перед капиталистически развивающимися странами, и как следствие, подрыв внутренних сил и недовольство, охватившее все слои общества, к тому же полная изоляция России на между­народной арене.

Важным обстоятельством было вступ­ление после смерти Николая I (1855г.), на престол его преемника Александра II, что означало конец деспоти­ческого режима и наступление новой эпохи - "эпохи великих реформ", необходимость которых одинаково чувствовали и желали правительство и общество. Эти и другие обстоятельства подталкивали правительство и царя к либерализации всего общественного строя.

«Наверху» либеральные тенденции в 60-80 гг. XIX века поддерживались великим князем Константином Николаевичем и великой княгиней Еленой Павловной, председателем государственного совета Д.Н. Блудовым. министром внутренних дел С.С. Ланским, приближенным императора А.Я. Ростовцевым, военным министром Д.А. Милютиным и другими. Список этот будет, конечно, неполон, если не упомянуть самого Александра II Освободителя. Первые решительные шаги к либеральным рефор­мам "сверху" сделал сам император, когда в Манифесте о заключении Парижского мира (по случаю окончания Крымской войны 19 марта 1856 г.) определил четыре направления будущего обновления России:

Совершен­ствование ее внутреннего благоустройства;

Утвер­ждение правды и милости в судопроизводстве;

Созда­ние условий для развития просвещения и всякой полез­ной деятельности;

Покровительство каждому под се­нью законов, для всех равно справедливых.

Позднее, в беседе с дворянскими депутатами в Москве, обсуждая проблему отмены крепостного права и освобождения крестьян, Александр II высказал мысль о том, что "со временем это должно случиться... гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, чем снизу".

Лев Толстой писал: «… кто не жил в пятьдесят шестом году в России, тот не знает, что такое жизнь». Словом «оттепель» назвал Ф.И. Тютчев новую политику Александра II. Император распорядился закрыть строгий Бутурлинский цензурный комитет, восемь лет стеснявший издателей всевозможными запретами. По повелению Александра отменили ограничение числа студентов в университетах. Был разрешен выезд российских подданных за границу. Были отправлены в отставку могущественные сановники николаевской эпохи: министр внутренних дел Д.Г. Бибиков, министр иностранных дел К.В. Нессельроде, военный министр В.А. Долгоруков, главноуправляющий путей сообщения П.А. Клеймнихель, управляющий Третьим Отделением Л.В. Дубельт и другие.

В ответ на упреки в этом шаге Александр наигранно простодушно отвечал, что его отец «был гений, и ему нужны были лишь усердные исполнители, а я не гений … мне нужны умные советники». Император Александр Николаевич стал инициатором не только отмены крепостного права, но и многих других реформ: судебной, земской, военной, которые буквально подталкивали страну к конституции.

Результатом судебной реформы стало создание новой системы судов и законодательства. В основу судопроизводства был положен принцип независимости судей от администрации. Они назначались царем или сенатом пожизненно, смещение их допускалось только по собственному желанию или по решению суда. Судебные процессы становились гласными, публичными и состязательными. Вводился институт адвокатов, учреждался суд присяжных заседателей. Решение спорного вопроса зависело теперь не от должностного лица, а от толкования закона посредством публичной судебной процедуры.

Положение о земских учреждениях выглядело следующим образом. Земские учреждения – губернские и уездные собрания и управы - создавались на основе свободных выборов, проводимых раз в три года. Все избиратели делились на три группы или курии: первая - крестьяне (относительно них не действовало правило имущественного ценза), вторая курия – владельцы не менее 200 десятин земли каждый (в основном помещики), третья - владельцы недвижимого имущества стоимостью от 500 до 3 тыс. рублей (прежде всего купцы). Сначала избиралось земское собрание уезда, затем губернское собрание.

Земства ведали местными денежными и натуральными повинностями, имуществом, дорогами, больницами, вопросами народного образования, земской почтой, благотворительными учреждениями, обеспечением населения продовольствием, страхованием, хозяйственным обеспечением тюрем.

Однако на конституционном «пороге» царь споткнулся. Ему представлялось, что проведенных реформ вполне достаточно на обозримое будущее. Однако эти реформы носили половинчатый характер и не смогли гарантировать права и свободы широким слоям населения. Нежелание правительства ускорить темпы преобразований в стране толкало либералов к силам революции. В 1878г. в Киеве даже состоялась конспиративная встреча конституционалистов-либералов, возглавляемых Петрункевичем, с группой народовольцев – террористов. На этот тревожный симптом - за счет либералов революционное движение в стране могло чрезвычайно усилиться - власти не обратили ни малейшего внимания.

В 1881г. император Александр II, чтобы ослабить общественное напряжение, вызванное недовольством политикой правительства и усугубляемое террором народовольцев, поручил министру внутренних дел М.Т. Лорис-Меликову подготовить проект конституции. Царь уже готов был подписать этот проект, когда 1 марта 1881г. бомба террориста оборвала его жизнь.

5.3 Половинчатость реформ Александра II и кризис Российского либерализма.

В этот период в России большинство либерально настроенных мыслителей теоретически обосновывали создание конституционной монархии, необходимость широких правовых реформ, формирование правового государства, юридического закрепления прав личности.

Программными требованиями либеральных учений были оправдание процессов развития гражданского общества, сохранение таких его основ, как частная собственность, товарно-денежные отношения, формальное равенство субъектов права. Это обусловливало противостояние либеральной политико-правовой мысли различным направлениям социалистической идеологии, выступавшим против развития капитализма. Несмотря на то, что Россия позже других стран вступила на путь капиталистического развития, политико-правовая идеология российского либерализма в теоретическом отношении стояла к этому времени уже на уровне западноевропейской философской мысли, а в некоторых аспектах превосходила ее.

 

 

Это интересно: